Глава 1
Прозвенел звонок, почти сразу же раздались позывныетелецентра. Я с трудом поднял тяжелые веки. Напротив на стене вспыхнулпрямоугольник жидкокристаллического телевизора. Программа новостей, все как изаказано, с кухни несется бодрый шорох перемалываемых кофейных зерен, воздухчист, свеж, с едва уловимым ароматом хвои, во всей квартире не отыскатьпылинки: встроенные в стену пылесосы бдят, молодцы.
Слева от постели на полу тонкая пластинка весов, ого, завчерашний день прибавил триста граммов, хотя, возможно, просто колебание вводно-солевом балансе. Так же автоматически сгреб со столика пакетикацетил-L-карнитина, новейшего препарата фирмы «Iron Man»: в самом делепозволяет целый день бегать без устали, хотя, говорят, сжигает жизнь быстрее,чем финские бани.
На ходу проглотив, как утка, две капсулы, их надо за полчасадо еды, потащился в ванную. Пока чистил зубы, рассматривал в зеркало все ещемолодого, сильного, полного жизни самца. Глубоких морщин нет, разве что на лбумежду бровями, но это почти с детства, так что еще крутой представитель породы,если, конечно, не всматриваться слишком глубоко, чтобы не усмотреть там, надне, дрожащего зайца, во всем сомневающегося и во всем неуверенного, ну чисторусский интеллигент!
На кухне в тостере пощелкивают гренки, воздух с той сторонытакой греночный, ароматный. Кофейный аппарат при моем появлении щелкнул, изкокетливо загнутого носика в чашку полилась коричневая жидкость. Ноздризадергались, поглощая запахи. Кровь пошла по телу быстрее, остатки снаулетучились. Еще три капсулы и две таблетки от фирм «Art Life» и «New Ways»,эти сжигают жиры и поддерживают бодрость в течение всего дня, их надо приниматьвместе с едой, это так называемые биологические добавки, я их и принимаю, всепутем, все хорошо.
Второй телевизор на кухне, во время завтрака просматриваюновости, сперва телевизионные, потом переключаю на Интернет и смотрю там, этивсегда свежее, к тому же по одному клику можно получить хоть допы, хотькоменты.
Аквадистиллятор за ночь отфильтровал воды на сутки вперед,добавил необходимые соли и минеральные добавки, я с удовольствием выпил стакан,а пока в прихожей натягивал тесные узконосые туфли, старая мода явилась –не запылилась, во рту пересохло, зашел на кухню и вылакал еще с полстакана.
С ключами в ладони шагнул к выходу, но за спинойзвякнул телефон. Чертыхнувшись, я вернулся, люди в моей партии обязаны бытьсвободными от суеверий, поднял трубку.
– Алло?
Из мембраны раздался торопливый голос:
– Борис Борисович? Как хорошо, что застал вас!
– Глеб? – спросил я, родился и всю жизнь прожил вРоссии, но все еще раздражает, что звонящие по телефону не называются. –Что за проблема? Давай быстрее. Опаздываю.
– Борис Борисович, – сказал он еще торопливо, –сейчас на Садовой собирается народ, пойдут громить писсуары на Тверской. Чтобудем делать?
Я замялся на миг, слышно, как Глеб сопит в трубку ичуть ли не грызет ее, выдавил с неохотой:
– Знаешь… лучше всего – ничего.
В трубке ахнуло:
– Да как же?.. Да это же… Ни одна партия не молчит! Все или«за», или же «против»!.. Демроссы и мичуринцы… ну те, что яблоки околачивают,выступили «за», партия власти молчит в тряпочку, зато коммунисты призвалипенсионеров, ветеранов войны и труда, а также всех уважаемых людей…
Он говорил и говорил, захлебываясь словами, я сжал челюсти,стараясь в бешеном темпе разобраться в проблеме, а когда Глеб начал выдыхаться,проговорил как можно весомее:
– Приеду, разберемся. Пока ничего не предпринимайте.
Он пискнул протестующе:
– А не упустим шанс?
– У нас его и так нет, – ответил я трезво.Поправился: – Почти нет. Давай, до встречи!
Трубка заняла место на рычажках, я поставил квартиру насигнализацию, вышел, запер на три замка и, улыбнувшись в сторону скрытойтелекамеры, что записывает каждое движение, нажал кнопку вызова лифта. Подногами лужи, уборщица моет пол каждое утро, но, когда в кабине лифта звякнуло идверцы распахнулись, я сперва просунул руку в темную кабину и, придерживаякнопку, чтобы двери не захлопнулись, напряженно всмотрелся.
Раньше, помню, в лифт входили, не задумываясь, теперь жекаждый сперва посмотрит на пол, чтобы не вступить в дерьмо или в лужублевотины, потом делает шаг и замирает, стараясь не коснуться стен, там висятжирные плевки, белеют подобно созревшим чирьям приклеенные комочки жвачки,стены и потолок расписаны матом и предложениями всех оттрахать во все дыры, неговоря уже о всякого рода телефонах и емэйлах.
Лампочка не горит, да и нет ее, в потолке на месте плафонавообще безобразная дыра, но глаза быстро привыкли, я рассмотрел, что в лифтелужа, но уже не пахнет, просто воняет застарелой мочой. В углу ворохсмятых промокших бумажек, оберток, белеет презерватив. Стены расписаныматерными словами, но это привычно, мне же надо только успеть нажать нужнуюкнопку, пока дверь не закрылась, а потом долго ехать в полной темноте.
На шестом лифт остановился, дверцы раздвинулись, с яркоосвещенной площадки вошел мужик с тупой и чисто по-русски вечно недовольноймордой. Встал слева, опять же чисто по-русски делая вид, что он тут один. Хотянет, был бы один, уже чесал бы Фаберже, сопел и харкал бы по сторонам, а такстоит столбом и тупо смотрит в закрытую дверь. Черт, ну не понимаю, почему вРоссии принято не здороваться с соседями, мы же в самом деле соседи, почти каждыйдень видимся, встречаемся в булочной и на улице… А самомупоздороваться – глупо и неуместно, как будто язвительное напоминание, чтоон, вошедший ко мне в лифт, должен поздороваться первым.
Двери наконец распахнулись, мужик вышел, я следом, а когдапроходили мимо консьержки, я поздоровался, из-за чего та посмотрела оченьвнимательно, словно стараясь определить, из какой страны меня заслали. Мужик,который прошел как мимо пустого места, понятно, свой, а я какой-то непонятновежливый… И почему-то. Даже зачем-то.
Хмурое утро, но солнце просвечивает сквозь низкие тучи чутьли не в зените: заканчивается лето, ночи короткие, солнце поднимается настолькорано, что его можно назвать полуночником.
