Как считаешь, можно тебя назвать самостоятельным? Наверняка ты уверенно ответишь: «Да!» А почему? Что ты умеешь делать сам? Вот кто-то гордится тем, что может сходить в магазин за продуктами. Кто-то без подсказки родителей знает, когда делать уроки, а когда гулять. А кто-то может приготовить на всю семью завтрак. Да еще и посуду помоет, и братишке поможет в школу собраться.
Вот Леша Тучков, герой рассказа «Как я был самостоятельным», в свои девять лет успел и пожить один-одинешенек, без родителей, и организовать репетицию школьного спектакля прямо у себя дома. А какой переполох устроил другой чрезвычайно самостоятельный мальчик Боря из рассказа «Гадюка», когда ехал в поезде, – никому не пожелаешь попасть в такую переделку! В общем, оказалось, что самостоятельность – штука хитрая. Но ты и сам в этом скоро убедишься, ведь перед тобой целая книжка рассказов про Лешу, Борю и других мальчишек и девчонок. Написал про этих ребят Юрий Вячеславович Сотник (1914–1997), и уж он-то знал, что такое самостоятельность и чего она стоит.
А началось все очень давно. В далеком 1924 году четвероклассник Юра Сотник решил написать рассказ про котенка, который жил у него в квартире. «А что, если бы кот вел дневник и записывал там все, что видит и слышит?» – подумал он, написал рассказ, послал его на школьный конкурс… и занял первое место! Тогда Юра спросил у мамы: а можно ли не ходить на работу, как другие люди, а только писать рассказы и этим жить? Мама сказала: «Можно, но для этого надо стать писателем».
Только стать писателем – это еще труднее, чем сделаться самостоятельным. Нужно очень много чего знать и много повидать. Вот и Юрий Сотник столько разных занятий перепробовал, столько профессий освоил, что просто поразительно! И фотографией занимался, и в газете работал, и кочегаром служил, и рыбачил, и даже сплавщиком леса на северной реке Лене был. И всюду подмечал разные интересные вещи, запоминал забавные истории.
Может быть, поэтому его рассказы всегда правдивые, все в них самое настоящее: и дружба, и обиды, и сомнения героев такие же, как у нас с тобой. А если приключения и кажутся порой невероятными, так на то они и приключения, и нам от этого только интереснее. Да и чего только не бывает в жизни, особенно когда учишься быть самостоятельным!
Дрессировщики
В передней раздался короткий звонок. Бабушка вышла из кухни и открыла дверь. На площадке лестницы стоял мальчик, которого бабушка еще не видела. Он слегка поклонился и очень вежливо спросил:
– Извините, пожалуйста. Тут живет Гриша Уточкин?
– Ту-ут, – протянула бабушка, подозрительно оглядывая гостя.
Сам мальчик произвел на нее довольно приятное впечатление. Он был одет в тщательно отутюженные синие брюки и чистенькую желтую тенниску с короткими рукавчиками. На груди у него алел шелковый галстук, золотистые волосы его были аккуратно расчесаны на пробор.
При всем этом он держал под мышкой очень грязную и рваную ватную стеганку, а в другой его руке был зажат конец веревки, привязанной к ошейнику криволапой, неопределенной масти собаки с торчащей клочьями шерстью. Вот эта стеганка и эта собака заставили бабушку насторожиться.
– Скажите, а можно видеть Гришу?
– Мо-о-ожно, – после некоторого колебания протянула бабушка. Она хотела было сказать, что собак не следует водить в комнаты, что от них одна только грязь, но сдержалась и лишь добавила: – В ту дверь иди.
Однако мальчик не повел собаку в комнату, а строгим голосом сказал:
– Пальма, сидеть! Сидеть! Пальма, кому говорят? Сидеть!
Пальма зевнула и села с выражением безнадежной скуки на бородатой морде. Мальчик привязал конец веревки к перилам и только после этого постучал в указанную бабушкой дверь.
Гриша, коренастый, с копною темных взъерошенных волос и с суровым выражением лица, пилил в это время какую-то дощечку, прижав ее коленкой к сиденью стула. Он несколько удивился, узнав в пришельце Олега Волошина, с которым он учился в параллельных классах и с которым почти не был знаком. Гриша выпрямился и, заправляя рубаху в штаны, молча уставился на гостя.
– Здравствуй, Уточкин, – сказал тот, прикрыв за собой дверь. – Ты не удивляйся, что я к тебе пришел. У меня к тебе одна просьба.
– Ну? – коротко спросил Гриша.
– Ты мог бы помочь мне дрессировать собаку?
Гриша всегда был готов взяться за любое дело, но говорить много не любил:
– Мог бы. А как?
– Понимаешь, я ее дрессирую на собаку охранно-сторожевой службы. Я уже научил ее ходить рядом, садиться по команде, ложиться… Теперь я с ней отрабатываю команду «фас»… Чтобы она бросалась, на кого я прикажу. А для этого нужен ассистент, совсем незнакомый для собаки человек.
– Чтобы она на него бросалась?
– Ага. Мы ее уже дрессировали с ребятами нашего класса, и она очень хорошо на них бросалась, но теперь она с ними перезнакомилась и больше не бросается. А надо закрепить рефлекс. Вот я тебя и прошу…
Гриша в раздумье почесал широкий нос:
– А если покусает?
– Во-первых, я ее буду держать на поводке, а во-вторых, ассистент надевает защитную спецодежду. – Олег развернул стеганку и вынул из нее такие же драные ватные штаны. – Со мной все мальчишки из нашего класса ее дрессировали, а она только Сережку Лаптева немножко укусила. Согласен?
– Согласен. А где твоя собака?
– Я ее на лестнице оставил, чтобы она не знала, что мы с тобой знакомы. Я сейчас выйду с ней и буду ждать тебя на Тихой улице. А ты надевай спецодежду, приходи туда и подкрадывайся к Пальме, как будто злоумышленник. Ладно?
– Ладно. Иди!
Олег удалился. Гриша надел кепку и принялся облачаться в спецовку. Это оказалось делом нелегким, потому что брюки были огромных размеров. Стянув их ремнем под мышками и завязав тесемочками у щиколоток, Гриша стал похож на очень большую, диковинной формы гармошку. Ватная куртка, которую он надел, несколько поправила дело: свисая ниже колен, она почти совсем скрыла брюки. Рукава, болтавшиеся сантиметров на двадцать ниже кистей рук, Гриша засучивать не стал.
Грише, конечно, не хотелось, чтобы бабушка увидела его в таком костюме, поэтому, прежде чем выйти из комнаты, он приоткрыл дверь и прислушался, а потом уж выскользнул из квартиры.
Улица Тихая была и в самом деле очень тихой улочкой. Здесь вдоль тротуаров вкривь и вкось росли старые липы, за которыми прятались маленькие домики в один и два этажа. Движение тут было такое небольшое, что между булыжниками мостовой зеленела травка.
