Цыганка
Что может быть прекраснее апреля с его капелью, ласковым солнцем, чириканьем охмелевших от тепла воробьев и с необъяснимым желанием любить? Только апрель в Москве, в старинных гулких переулках, среди узеньких арок, таинственных двориков, резных решеток и аристократических особняков. Особенно когда тебе всего семнадцать. Когда на город опускается теплый вечер, а сердце переполняет ожидание чего-то неведомого. Когда возвращаешься из школы, вдыхая опьяняющий весенний воздух, и знаешь, что все у тебя всегда будет хорошо. Худенькая Лялька поправила растрепавшиеся на ветру русые волосы, закинула на плечо школьную сумку и зажмурилась от удовольствия. Она любила бродить по многочисленным улочкам, соединявшим Пречистенку с Остоженкой, и гадать о судьбе прежних обитателей старых домов. О чем они мечтали, какие книги читали, какая музыка звучала за украшенными лепниной стенами? Ляля шла и приветствовала с детства знакомые здания. Кто только не жил здесь! Купцы и государственные мужи, знаменитые академики и художники… Центр Москвы непредсказуем. Рядом с резиденциями тайных советников соседствуют построенные в тридцатые годы дома для библиотечных работников. Любуешься чудесным домиком в стиле ампир, а уже через минуту за углом наталкиваешься взглядом на гротескный модерн. Но подобное ошеломляющее разнообразие только красило Лялин родной город. В нем сочеталось несочетаемое. И хотя в сумерках царящий здесь днем пир красок и архитектурных форм был не столь заметен, вечернее освещение придавало аркам и резным воротам особую таинственность и очарование.
Бешеный ритм городской жизни словно и не касался этих стен. Безмолвные особняки лишь наблюдали свысока за тем, как вечно спешат куда-то неугомонные людишки. Сотни лет вечерние тени укрывали московские дворики и окутывали изящные балконы с кариатидами, чтобы утром отступить, давая начало новому дню. Но сейчас резко очерченные силуэты чугунных решеток и стройных деревьев дразнили воображение, навевая воспоминания о волшебных замках, драконах и прекрасных принцах. Ляле даже показалось, что она в любой момент может потеряться в этом лабиринте, среди кованых оград и извилистых закоулков и оказаться в иной, сказочной стране. Окна благородных зданий смотрели на девушку с легким неодобрением: что делает здесь молодая дама без кареты, без лакеев и даже сколько-нибудь приличного кринолина? Ей же мучительно хотелось прикоснуться к мудрости, таившейся за старинными стенами, и, несмотря на юный возраст, превратиться в настоящую аристократку, купающуюся в роскоши и благосклонно принимающую дары назойливых поклонников.
Зайдя в очередную арку, Ляля вспомнила о своей любимой игре. Манерно оттопырив мизинцы, она кончиками пальцев приподняла юбку, по форме напоминающую колокол. Лялька просто обожала балахонистые платья, и желательно, чтобы подол доставал до пола. Теперь девушка принялась изображать великосветскую даму. Плавно выступая, юная особа прошла во двор, одаривая томным взглядом несуществующего ухажера и делая жеманные па. В ее воображении оркестр в шикарной зале должен был вот-вот начать наигрывать задорный полонез или блестящий вальс. Она уже изящно протянула мнимому воздыхателю руку для поцелуя, как вдруг в арку влетела стайка орущих мальчишек. Даже не замечая девушку, они покружили по двору, постреляли из игрушечных пистолетов, захватили друг друга в плен и растворились в той же самой арке. Их минутного присутствия хватило, чтобы все богатство созданного образа слетело с Ляли, как облетает листва от дуновения осеннего ветра. Великолепное платье превратилось в серенький балахон, бриллиантовое колье — в тоненькую серебряную цепочку, высокая прическа — в длинные распущенные волосы. Часы пробили, и Золушка вновь стала служанкой. Лялька растерялась и принялась беспомощно озираться, словно вор, застуканный на месте преступления. А потом весело расхохоталась: ей казалось, что глупее еще никто и никогда не выглядел. День сегодня просто замечательный — так почему бы от души не посмеяться над собой?
Ляля медленно брела домой, наслаждаясь чистотой апрельского воздуха. В это время он наполнен горьковатым ароматом лопающихся тополиных почек; только что показавшиеся солнцу листочки и новорожденная травка радуют глаз, уставший от однообразия зимних пейзажей; еще непрогретая земля источает приятную сырость. Но яркая палитра запахов не так будила бы воображение, если бы не предвкушение перемен. Грядет конец учебного года, впереди — новая жизнь: окончание школы, Университет, манящие перспективы. Правда, для начала не мешало бы сдать выпускные и вступительные. Впереди — недели зубрежки, волнений, бесконечной подготовки. Успокаивало, что учебный процесс никогда не был сопряжен с особыми трудностями. Одна из лучших учениц, Ляля Соколова вызывала зависть у одноклассников: так ей легко все давалось. Но экзамены есть экзамены, и расстраивать папу с мамой четверками не входило в Лялькины планы. Они-то считают свою дочь по меньшей мере будущим лауреатом Нобелевской премии. Девушке никак не удавалось настроить свои мысли на деловой лад. Какие могут быть билеты, когда на улице такая весна! В эту пору хочется долгой болтовни с подругами о моде, бездумного веселья, шумных вечеринок — другими словами, приятного ничегонеделанья. И мечтать, мечтать о таинственном принце, чей образ трепетно и бережно носишь в сердце. Кажется, вот-вот прекрасный незнакомец появится на горизонте…
Задумавшись, Ляля уже почти добралась до своего подъезда, и вдруг перед ней откуда ни возьмись появилась цыганка. Как и полагается, женщина была одета в лучших традициях кочевой моды: и без того полное тело она закутала в кучу пестрых тряпок, на шее и запястьях у нее звенели медные побрякушки, а сальные черные волосы выбивались из-под цветастого, небрежно завязанного сзади платка. Уж кого-кого, а цыганку у порога собственного дома Ляля увидеть не ожидала. Вот на вокзалах или рынках их навалом — ходят с чумазыми детишками, клянчат милостыню у доверчивых прохожих, но в центре города?! Уже через несколько минут она забыла бы о цыганке, если бы та любезно не обратилась:
— Милая, подожди!
«Может, она просто заблудилась?» Как девушка отзывчивая, Ляля повернулась к той, заранее приготовившись объяснять дорогу к ближайшему метро. Женщина подошла почти вплотную, отчего Ляле пришлось отпрянуть. Вблизи лицо цыганки оказалось смуглым и изрытым морщинами. Во рту блестел десяток золотых зубов, мочки ушей оттягивали массивные серьги. За спиной болталось нечто среднее между мешком и рюкзаком, под тяжестью которого цыганка слегка горбилась.
— Ты такая красивая, такая молодая, что печалит тебя, девица? — дружелюбным тоном начала цыганка.
— С чего вы решили, что меня что-то печалит? — безучастно спросила Ляля.
— Вижу, красавица, все вижу. Потомственная я. Бабка гадала, мамка гадала, и я гадаю, — привычно затараторила цыганка. — Вижу — камень у тебя на душе, что-то не дает тебе покоя.
Ляля отвернулась и правой рукой толкнула дверь в подъезд, но проворная цыганка ухватила ее за левую, повернув кисть ладонью вверх.
