НАЧАЛО ПУТИ
Вадим Инфантьев
Рассказ
Рисунки И. Харкевича
В болгарском городе Русе (Рущуке) на высоком берегу Дуная в Молодежном парке в тени большого дерева стоит бронзовый тринадцатилетний мальчишка и, подняв острый подбородок, смотрит на северный берег Дуная. Это Райчо Николов. Отсюда он сделал первый отчаянный шаг в большую, полную опасностей и героизма жизнь.
…Взгромоздившись на просторный холм, засыпал город Рущук, нацелив в небо острия своих минаретов. Его кривые тесные улицы с каменными заборами излучали в темноту дневной жар и запахи сточных канав.
Позвякивая снаряжением, по темным улицам ходили военные патрули. На всех выходах из города установили заставы, где придирчиво осматривали каждого идущего и едущего.
В самой лучшей комнате рущукского ремесленника хаджи Басила спал турецкий полковник. Он поселился здесь неделю назад, был прям, тощ и высок, и если бы вместо фески он носил остроконечный колпак, то походил бы на ходячий минарет. Хозяин с хозяйкой дома теперь ютились в дальней угловой комнатушке. Внизу, в полуподвале спала прислуга и ученики. Не спал только тринадцатилетний ученик Райчо Николов.
Сегодня днем часовой у ворот не выпустил хозяина со двора. Офицер, состоящий при полковнике, к которому обратился хозяин, отрицательно мотал головой. А хаджи Васил доказывал, что ему нужно по делу, иначе он разорится. Офицер разрешил послать кого-нибудь из учеников и показал на Райчо.
Хозяин велел Николову отнести корзину с товаром и записку на Торговую улицу к хаджи Стояну, порылся в кошельке, высыпал в ладонь Райчо несколько монет и велел на обратном пути зайти к дяде Сотиру, купить бутылочку ракии.
Обычно несколько раз в неделю, после того, как закроются лавки, к дяде Василу приходили гости. Хозяин заставлял Райчо прислуживать: почистить туфли гостям, еще сбегать за ракией. Райчо слышал их разговоры и уже знал, что Дед Иван (так звали тогда в Болгарии русских и Россию) начал войну с турками, что адмирал Нахимов в щепы разбил турецкий флот у Синопа и что скоро дедо Иван начнет гнать турок из Болгарии. Русские осадили турецкую крепость в Силистре, что ниже Рущука по Дунаю.
Но Дед Иван все не приходил. Турки же стали еще злее и на базарной площади повесили двух болгар, объявив их шпионами.
Хаджи Петр доказывал, что русских не одолеть, что даже Наполеон, хоть и всех побеждал и взял русскую столицу Москву, но взял ее себе на погибель. Потом с остатками своей гвардии едва унес ноги из России.
Ни одного русского Райчо в глаза не видал, знал о них из рассказов домашних и особенно от бабы Бялы. Она жила на окраине Райковци на склоне горы. Она особенно стала ласковой к Райчо после того, как умерла его мать.
Баба Бяла грела похлебку и, глядя в огонь своими прозрачными глазами, рассказывала, что русские почти такие же, как и болгары, и языки у них схожи, и вера у них одна… Иногда, задумавшись, подперев сухим кулачком морщинистую щеку, она пела старую песню жен мастеровых, угнанных турками на строительство дунайской крепости у Силистры:
Ой ви вази, дюлгери,
Като в Силистра идете,
Кагато си крепости строите,
Руси в Силистра да дойдат…
Но русские в Силистру не пришли.
…С тяжелой корзиной на голове, погружая босые ступни в горячую уличную пыль, Райчо прошел почти через весь город. Жарко пекло солнце, во рту пересохло, хотелось пить, и Райчо мечтал о том, как, отдав ношу, он побежит к Дунаю. Ведь дом хаджи Стояна недалеко от берега.
Хаджи Стоян придирчиво пересчитал содержимое корзины. Райчо объяснил, что хозяина не пускают со двора, у него поселился важный полковник.
Довольный тем, что никакой ноши хаджи Стоян не дал и даже корзину оставил у себя, Райчо выскочил на улицу, свернул в узкий переулок, на ходу стащил с себя рубашку. Но, выбежав из переулка в рощу, остановился, пораженный зрелищем.
Два турецких конника, держа лошадей, громко ругались с солдатом, показывая то на потные бока лошадей, то на сверкающий за деревьями Дунай. А солдат в ответ грозил ружьем. Откуда-то появился офицер, и кавалеристы понуро ушли, ведя за собою потных коней. Офицер погрозил кулаком солдату и пошел дальше, придерживая рукой саблю.
Райчо свернул в сторону и побежал к берегу. И когда уже был слышен плеск волн, возле головы с шипением пролетел камень и ударился о дерево, отбив кусок коры. Райчо увидел прячущегося за деревом солдата. Тот выдирал из земли следующий камень. Райчо бросился наутек, и камень с треском вонзился в соседний куст. Отдышавшись, Райчо подумал: с чего это так обозлились турки, как в собаку камнями швыряют, даже не окликнув?
В подвале дяди Сотира было прохладно и темно так, что Райчо с полминуты не мог ничего разглядеть. Потом высыпал на прилавок деньги и рассказал, как в него швырялся камнями часовой и как другой часовой не пустил к воде конных турок.
— Моли бога, что голова цела. Нашел куда соваться, — раздалось из угла.
Райчо только сейчас разглядел в полумраке сидящего в углу на каменном приступке бородатого и лохматого человека. Обмотки на его ногах были густо запудрены пылью. Рядом лежала потрепанная котомка и суковатая палка. Человек блеснул глазами и прогудел:
— Сейчас ящерица к берегу не проберется, не то что человек. За каждым кустом солдат, как кол, торчит.
— Ты побольше болтай, и сам на кол угодишь, — прошипел Сотир.
— Чего «болтай»? Весь город знает. Две или три орды Омер-паши, что по обоим берегам Лома лагерем стоят, не иголка. И дураку ясно, что собираются на Деда Ивана ночью напасть и всех перерезать. Вот и стерегут берег, чтоб никто русским сигнала не подал.
Сотир стукнул кулаком по прилавку так, что подпрыгнули склянки, и прошипел:
— Цыц, пьяный болтун. Выпил и проваливай с богом. Услышат — и мне головы не сносить. И как тебя в город пустили?!
— В город-то пускают, а вот выпустят навряд ли. Потом выпустят, когда тайно через Дунай переправятся.
«Так вот почему хаджи Васила не пускают со двора, — подумал Райчо, идя по улице. — Позавчера у полковника было много офицеров, долго совещались. Потом ужинали, и сам хозяин им прислуживал. Вот турки и боятся, как бы кто чего секретного не услышал».
На полпути к дому Райчо не утерпел