Игорь Смольников
СУНДУЧКИ
РАССКАЗ
Рисунок А. Орлова
Теперь сундучки не в моде, их знают разве что по книгам или кинофильмам.
Старый матрос открывал пузатую крышку и долго смотрел на картинки и фотокарточки, приклеенные с ее обратной, вогнутой стороны… Щеку матроса бороздила слеза. Он вспоминал отчий дом, семью. Его сундучок был не простое вместилище барахлишка. Это был привет с родины, почта, которая приходит всегда вовремя, в самый нужный момент.
Сундучок пирата.
Он открывался медленно, со скрипом, и оттуда, из темного нутра рука в татуировке извлекала подзорную трубу, абордажный пистолет, наконец — сложенную вчетверо пожелтевшую от времени карту острова.
Сундучки, о которых пойдет речь, были попроще. Но я ими заинтересовался сразу. То есть я просто к ним прилип, когда они появились в нашем доме, в полутемной прихожей, и стояли там, как два настороженных зверя.
В конце концов я пришел им на помощь и перетащил в большую светлую комнату. Там-то и удалось как следует их разглядеть.
Один был бордовый, приземистый, с толстыми стенками. Изнутри его когда-то оклеили бумагой в розовых цветочках, но потом ее всю поободрали. Он, видимо, и чувствовал себя оборванцем, потому что зло скрипел крышкой, когда его открывали, ударял в нос запахом лежалой картошки и лука и старался быстрее захлопнуться — крышка сама падала.
Зато сидеть на нем было хоть куда. Бордовый пришелся как раз по моему росту. Я сидел на нем, доставая до пола ногами.
Второй оказался повыше, для сидения вовсе неудобный — с двумя выпирающими на крышке ребрами, железной окантовкой по углам и вдобавок с шестью барашками, которыми привинчивалась крышка.
Он был окрашен зеленой краской, такой же, как военные самолеты или грузовики-полуторки. И пахло от него военным — скрипучей кожей, ружейным маслом и слегка табаком.
Целый вечер мы разбирали наши теплые вещи, пересыпали нафталином, укладывали в сундучки.
Больше всего оказалось, конечно, папиных вещей: унты и бурки, меховой комбинезон и рукавицы с крагами, плотные свитера, кожаные шлемы, маски из шелковистых кротовых шкурок с прорезями для глаз… Тогда летчикам без всего этого было невозможно, потому что самолеты не отапливались, а на некоторых старых самолетах кабины вообще не закрывались колпаком, и даже летом холодный ветер хлестал там и свистел, как Соловей-разбойник.
Для меня процедура укладывания превратилась и в игру и в праздник. Я залезал в просторный комбинезон и становился медведем, примерял шлем с наушниками, воображая себя в кабине самолета, напяливал даже парадную саржевую гимнастерку…
Набили мы сундучки доверху. Крышки, пружиня, придавили наше богатство, и мы заперли их на замки. У бордового оказался внутренний замок, у зеленого — висячий. Зато у него были, как я уже говорил, прекрасные барашки. Я затянул их, сколько мог, но папа поднатужился и сделал еще по четыре оборота.
А потом началась война.
Папа уехал сразу. То есть он еще накануне был на полетах и дома так и не появился. Он только позвонил по телефону и сказал, чтобы мы никуда не отлучались, так как за нами в любую минуту может приехать машина и увезти за город в Бароники.
Через несколько дней нас увезли, но не в Бароники, где летом устраивали лагеря, а дальше, как считали, совсем в безопасное место. Но прошло еще немного времени, и мы вместе с другими беженцами уехали на восток, в тыл, куда уже, и правда, не могли долетать фашистские самолеты.
Сундучки остались в пустой квартире. Отец забыл о них, когда проезжал по горящим улицам, и вдруг шальная, мысль ударила его: «Заскочить?»
— Сверни на Воровского, — сказал он шоферу.
Тот покосился на майора, это был крюк, а на окраине города уже рвались снаряды немецких танков.
— Успеем, Витя, не волнуйся, — успокоил майор.
Одним духом он взбежал на четвертый этаж и открыл дверь.
Быстро прошел по комнатам.
Все стояло на своих местах.
В детской бросилась в глаза раскрытая книга — «Сказки дядюшки Римуса». В прихожей на вешалке поблескивал старый реглан. Майор снял его, перебросил на руку.
Показался в дверях шофер.
— А эти что — тоже в поход собрались? — он показал на сундучки, которые стояли один на другом. — Может, прихватим, товарищ майор?
— Зачем? — пожал плечами отец.
— Чего же зазря пропадать? Места в машине хватит, — сказал Виктор, пробуя сундучки на вес.
Майор секунду колебался, потом вместе с Виктором взялся за ручки зеленого…
В конце улицы Воровского майор оглянулся и только теперь увидел, что одно из крыльев дома охвачено пожаром.
Полуторка пробиралась на восток в сторону Днепра, то обгоняя армейские повозки и пехотинцев, то вместе с другими машинами застревая в пробках.
Шофер старался не попадать колесами в колдобины, чтобы меньше трясло, поглядывал на майора и думал о том, что тот с самого начала войны спит вот только так, урывками, в машине. Сколько они исколесили за это время?!
Красноармеец в кузове переднего грузовика замахал руками, забарабанил по кабине. Виктор понял — воздух! Он тряхнул за плечо майора, вылез на подножку. Низко над горизонтом к шоссе шли самолеты.
Люди выпрыгивали из машин и бросались в стороны.
Три «юнкерса», ревя, штурмовали колонну.
Майор лежал в придорожном кювете и в бессильной злобе смотрел, как нагло утюжат колонну фашисты. А он, начальник связи авиационной бригады, лежал, как уж, в траве и лишь молил, чтобы бомба не угодила в его единственную радиостанцию.
И бомба в нее не попала. Она упала впереди, разнеся вдребезги тот грузовик, на котором он ехал.
Среди обломков, взметнувшихся вверх, были и оба сундучка. Он видел, как они описали в воздухе дугу, один за другим упали на землю, воткнулись углами в мягкую пашню и даже не треснули.
— Опять мне не везет, — чуть не плача, сказал Виктор, когда немцы отбомбились и ушли. — Третью машину уродуют.
— Не везет? — засмеялся шофер с другого грузовика. — Скажи
