Дни мечтаний
перевод Лилит Базян
Кеннет Грэм
иллюстрации Анны Базян
на обложке гравюра "Дракон" Кацусика Хокусая
© Кеннет Грэм, 2018
ISBN 978-5-4493-1397-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Двадцать первое октября1
В вопросах общей культуры и знаний мы, детвора, находились на довольно низком уровне. Каждую секунду любого из нас могли схватить и заставить бороться со склонениями какого-нибудь из дурацких, давно мертвых языков, совершенно не учитывая при этом, насколько человек готов к такого рода занятиям. А от кого-то другого, повинуясь причудливому художественному чутью, почти всегда себя не оправдывавшему, требовали гаммы и музыкальные экзерсисы, регулярно орошаемые слезами скуки и протеста. Однако, и в обычных дисциплинах, необходимых и тем, чье честолюбие не простиралось дальше щелканья кнутом на арене цирка – в географии, например, в арифметике, в заучивании скучных деяний королей и королев – даже в таких предметах мы звезд с неба не хватали. И правда, независимо от таланта и склонностей, наше неизменное упрямое желание увильнуть и уклониться привело, в результате, к тому, что наибольшего успеха мы достигли лишь в невежестве и непослушании.
К счастью, существовали темы намного интересней вышеперечисленных, среди которых каждый выбирал ту, что приходилась ему по вкусу, и с удовольствием изучал ее. Каждый из нас следовал избранному пути, совершенствуясь с каждым шагом, что поражало несведущих в этих вопросах взрослых, как нечто сверхъестественное. Для Эдварда особое очарование таилось в Британской военной форме, в ее цветах и нашивках. В нашивках он разбирался великолепно, знал все существующие награды, медали и звезды. Он мог перечислить по именам почти всех полковников Британской армии, и был способен потратить чудесный солнечный день на изучение армейского списка, растянувшись при этом на траве и не обращая никакого внимания ни на птиц, ни на животных.
Мои пристрастия были иного рода, они имели намного более широкий, как мне казалось, диапазон. Драгуны могли куражиться и красоваться друг перед другом, а стрелки наряжаться хоть в юбки-шотландки и не заслужить при этом ни грамма внимания с моей стороны. Но если бы вам вдруг срочно понадобилась информация о фауне материка под названием Америка, вам стоило сразу же обратиться ко мне. Где и почему купаются бизоны, как поймать бобра, и какая походка у диких индюков, как справиться с настоящим гризли, и каким образом удав душит жертву. Одним словом, я знал все о том, где обитают и как ведут себя существа, что роют землю, вышагивают, как павы, рычат или извиваются на суше между Атлантическим и Тихим океанами. Все признавали мое превосходство в этом вопросе, и если вдруг кто-то приносил книжку, в которой описывалась охота на медведя, то прежде чем предаться восторгу от ее приобретения, следовало сперва передать ее мне, чтобы опытный знаток мог удостовериться, что процесс охоты описан в книге правильно, без каких-либо ошибок, даже когда автор книги оказывался знаменитым писателем-натуралистом. Если, на мой взгляд, блюдо, приготовленное им, было несъедобным, книгу просто-напросто выбрасывали и никогда больше о ней не вспоминали.
Гарольд в силу юного возраста еще не обнаруживал склонности к какому-либо предмету. Несомненно, у него были таланты. Птичьи гнезда, например, он находил безошибочно. Там, где мы лишь предполагали и строили догадки, Гарольд не сомневался ни секунды. Он шел напрямик к кустам, ветке или дуплу словно был магом-лозоискателем. Однако, этот его дар был слишком прост и не мог встать в один ряд со знаниями Эдварда о нашивках на военной форме или с моей осведомленностью о повадках луговых собачек2. Все, чем мы могли похвастаться, приобреталось серьезным трудом и подробным изучением «сиянья золотых прекрасных сфер»3, иными словами, армейского списка и приключенческих романов Роберта Баллантайна.
Селина же, по какой-то необъяснимой причине, увлекалась историей военно-морского флота. В принципе, не существовало запрета на ту или иную тему, когда у кого-то появлялись пристрастия и овладевали им целиком и полностью. Никому не приходило в голову изучить природу этих пристрастий, и причину их возникновения. Селина никогда не видела моря. Должен признаться, что и моя нога ни разу не ступала на Американский материк, который я, тем не менее, исходил вдоль и поперек. Скалистые горы Северной Америки были для меня родным домом, а если бы сказочный джинн неожиданно перенес Селину в Портсмут, она бы несомненно навела там порядок.
Селина незримо присутствовала в каждом знаменательном сражении Британского флота, со времен адмирала XVII века Роберта Блейка до смерти адмирала Нельсона (после Нельсона история ее мало интересовала). И даже в мрачные времена, когда ей приходилось подбирать юбки и спасаться бегством от мужланов голландцев де Рюйтера или Ван Тромпа4, она не унывала и помнила, что вскоре наступят славные дни побед, и она радостно сокрушит все мировые флотилии. И когда наступал золотой век, у Селины оказывалось полно дел: она не только участвовала в сражениях, самых опасных, где густо летели щепки, но и, как примерная ученица, изучала мореходное искусство и искусство маневрирования. Она знала, в каком порядке огромные боевые корабли вступают в бой, изучила их снаряжение и то, что для швартовки существуют специальные тросы (хотя и не понимала толком, что это значит), и, конечно же, множество раз обручалась с возлюбленным на палубе великолепного корабля под оглушительную пушечную канонаду.
В день выходки Селины я был, к сожалению, в отъезде, наносил тоскливые визиты вместе с тетушкой, и потому могу лишь пересказать то, что слышал от других. Об этом отъезде я жалею до сих пор, и по-прежнему во всем виню тетушку. В случившемся таилась какая-то великолепная бессмысленность, которую, обладая высоким художественным вкусом, я не преминул оценить. Поразительно и то, что выходку совершила именно Селина, Селина, которая недавно начала выписывать «Журнал для юных дам» и с явной покорностью посещала скучнейшие чаепития, неустанно напоминая мне, что бесконечные светские разговоры, оплетавшие нас вязкой сетью уныния, лишь дань приличиям.
Эдварда поглотила школа, и потому он тоже отсутствовал, хотя для него в этом не было большой трагедии. С его практичным взглядом на жизнь он бы не увидел во всем произошедшем, как он сам мог бы выразиться, никакого смысла. А вот Гарольду, пользовавшемуся особой благосклонностью богов, было даровано стать не просто свидетелем, но жрецом, раздувавшим священное пламя. Обреченный нести наказание, измышленное для него людьми с убогим воображением, которым мы были вынуждены подчиняться, он, наверняка, хранил в сердце светлую радость служителя, удостоенного чести кадить в алтаре во время Мессы.
Созревал октябрь. Лес и поля насыщались нежными оттенками цвета. В неподвижном воздухе тихого дня вдруг послышалось прерывистое дыхание бегуна, приближавшегося к цели. Задумчивая Селина стремительно прошла сквозь сад и вышла на пастбище. На небольшом пригорке, с которого открывался вид на холмы с одной стороны и на старую дорогу – с другой, она опустилась на землю, чтобы без помех пережевывать жвачку своей фантазии. Однако, вскоре к ней присоединился Гарольд, запыхавшийся и полный новых обид.
– Я просил его не делать этого, – взорвался он, – я сказал, что лучше немного подождать пока не вернется Эдвард, свинья не будет против, и Эдвард обрадуется – все будут счастливы. Но он ответил, что сало нужно заготавливать заранее. Тогда я сказал, что он просто скотина и убежал. Сейчас… сейчас он этим и занимается!
– Да, он скотина, – рассеянно ответила Селина. Ее не сильно заботила судьба свиньи.
Гарольд разбросал свежую землю над кротовой норой и ткнул в нее палкой. С фермы Ларкина донесся протяжный скорбный вой, визг, говоривший о том, что тучная душа черной беркширской свиньи отправилась по каменистому пути в Аид.
– Знаешь, какой сегодня день? – вдруг негромко спросила Селина. Она смотрела прямо перед собой, словно видела что-то.
