Эльфы на Диком западе: Убить Большого Билла
Пролог
Пролог
Так случилось, что никто чужой этого не видел. Но если б, например, среди сухой травы под кактусом валялся пьяный ковбой, и он успел очнуться, чтобы хоть что-то рассмотреть, увидел бы поразительную картину. И решил, что в виски подмешали лишнего.
Или что зря мешал плохое виски со скверной текилой.
Солнце опускалось на край ущелья, неправдоподобно огромное и дрожащее, и из этого оранжево-алого света один за другим выплыли черные силуэты семерых очень рослых всадников на тоже рослых и мощных лошадях.
Срань Господня, подумал бы воображаемый пьяный ковбой, там же обрыв! Вот это я допился! Откуда они взялись?
А всадники тем временем спустились ниже, перестали быть силуэтами в потоке света. Лошади застучали копытами по камням, со склона посыпались обломки. Зазвенела сбруя. Стало бы видно, что на всадниках длинные кожаные плащи вполне понятного вида и шляпы, а вот сапоги какие-то странные. Да и седла украшены непривычно. И нет ни ружей, ни пистолетов у всадников. Зато есть хорошие такие длинные ножи на поясах, из тех, какие и метнуть можно, и голову кому-то отрезать не стыдно.
А еще к седлам приторочены длинные свертки. И сумки. Небедные ребята приехали, на отличных рослых лошадях. И как эти лошадки гордо ступали, какая стать у них была, как играли мышцы! Высокие ноги, длинные шеи, сухие точёные головы! А всадники сидели в сёдлах, как будто родились так. И на одежде совсем нет пыли и грязи от долгой дороги. Все красавцы как на подбор, с гладкими незагорелыми лицами - и только светлые глаза горели пугающе и тревожно.
И воображаемый ковбой при виде них наверняка бы надулся и исполнился завистью, особенно к прекрасным лошадям.
— И что за, хм, балахоны на нас надеты? – вслух спросил один из семерых, самый светло-рыжий, глубоким и звучным голосом.
— Первое, что ты сообщил этому миру — что всем недоволен, — ехидно заметил другой. — Ветер! Как я давно его не чувствовал…
— Особенно сухой и жаркий!
— Не ворчи. Не отравленные земли и не пустыни – уже хорошо. Говорили, что в этой глуши живут люди.
— А мы на каком языке говорим? – спросил один из черноволосых, с голосом уж совсем чудным, как песня.
— На неблагозвучном и мяукающем, — бросил чуть смуглый, хмурый всадник, похожий на испанца, но без намека на усы или бороду. — Словно в нем было больше звуков, а теперь их надо глотать при выговоре.
— Знание языка нам тоже обещали, — сказал один из двух почти неотличимых друг от друга рыжих. Если присмотреться, волосы одного казались чуть темнее. — Ну и славно! Майтимо! Куда теперь? Майтимо?
Самый высокий всадник, весь такой суровый и ответственный, словно он ворочал тысячами или направлял целые отряды – подумал бы о нем воображаемый ковбой – посмотрел на эту банду задумчиво.
— Прямо, — сказал он. – Туда.
— Почему? – тут же спросил «испанец».
— Потому что в унылой пустыне с колючками все равно куда. А раз все равно – едем вперед, — сказал высокий.
Он не дергал поводья и не пришпоривал свою здоровенную гнедую лошадь – она сама двинулась вперед, будто угадала его желания. А за ней остальные всадники. К поводьям так ни один и не притронулся.
Сумерки еще не погасли, когда они въехали в городок со звучным названием Парадайз-Спрингс.
Глава 1.1
…И однажды это случилось. Греза расползлась облаком, туманом, паутиной под пальцами, в нее ворвался сухой горячий ветер, наполненный пылью. Вернулось осязание, и первое, что он почувствовал – жесткое седло, лошадь переступала, покачиваясь, и перед ним мелькали уши и черная грива. А впереди простирались их длинные тени. В лицо ударил горячий ветер, принес запахи пыли и полыни.
Степь запела голосами множества сверчков.
Он услышал и коснулся мыслями всех шестерых братьев разом, без усилия, и только потом увидел их рядом с собой. Вот они, едут верхом по обе стороны от него, в длинных верхних одеждах и широкополых шляпах, странных, незнакомых. А в остальном – такие же, как ему помнятся.
Все здесь.
Обещание, пригрезившееся ему последним, сбылось.
Братья уже перебрасывались шутками и смеялись, а он еще осматривался, ища подвох. Или врага. Но вокруг не было никого – только сухая степь, из которой местами вздымались колючие зеленые столбы, словно кто-то обкорнал несчастные деревья и заставил щетиниться, подобно ежам. Только склоны убегали вдали к возвышенностям с плоскими вершинами.
— Майтимо! — воскликнул один из младших, и тот посмотрел на всех разом. Только они – и никого больше. – Куда мы теперь?
— Прямо, — сказал Маэдрос и посмотрел вперед – туда указывали их тени. В пустыне почти все равно, куда. А еще впереди есть дорога, вернее, ее жалкое подобие. Тропа, выбитая лошадиными копытами и колесами повозок. Во время дождей превращается в изрядную грязь. – Едем вперед.
Солнце било им в спину. Днем должно палить безжалостно, не хуже, чем в Темной пустоши, только пыль вокруг светлая и местами красноватая. И скалы, что выступают из склонов, тоже были красны сами по себе, а не от вечернего света.
Он поднял правую руку – знакомо тяжелую, поднес к глазам. Блеснула бронированная перчатка работы Куруфина. Значит, увечье осталось, как прежде. Что ж, он привык.
— Здесь немало незнакомой мелкой живности и, похоже, змей, — заметил Келегорм, оглядываясь. – Не хотелось бы делить с ними постель, хотя бы в первую ночь.
— Это тебя, великий следопыт, надо спросить, есть ли надежда заночевать под крышей, — усмехнулся Куруфин.
— Следы в пыли свежие, проезжали здесь недавно, — начал вместо хмурого Келегорма рыжий Амрод, и тут Амрас, умчавшийся вперед всех, весело засвистел.
За склоном холма открылась им обжитая низина, где змеилась крошечная речка, опознаваемая лишь по кустам вдоль берега, и сидел на самом дне ее маленький городок.
— Вот ваша надежда на крышу, — вздохнул Маглор. – Тесная и пыльная, на две
