Эдмонд Гамильтон
Газ правды
© Edmond Hamilton — «The Truth Gas», 1935
Худое, холодное, интеллигентное лицо доктора Джейсона Рэнда вытянулось в суровом неодобрении, и он угрожающе выпрямился, когда его молодой ассистент прошмыгнул в лабораторию.
Джон Дейли увидел, как настроен его работодатель, и его чистое, юное лицо и живыми карими глазами стало печальным. Он молча повесил шляпу и надел фартук, а затем подошёл к заваленному приборами столу, где, ожидая его, стоял пожилой химик.
— Вы опоздали на двадцать минут, — ледяным тоном произнёс доктор Рэнд. — Что вас задержало?
Дейли немного смущённо встретил холодный взгляд своего работодателя и мгновение колебался, прежде чем ответить.
— Простите, сэр, но по дороге сюда сломался поезд метро, — сказал он.
— Вы добирались сюда на метро? — спросил Рэнд, и Дейли кивнул.
— Тогда как же так получилось, что полчаса назад моё такси обогнало вас, когда вы сидели в автомобиле с молодой леди? — поинтересовался доктор.
Его ассистент покраснел.
— Ну, я встретил свою невесту и немного поговорил с ней, и…
— И, короче говоря, вы солгали мне насчёт поломки в метро, — безжалостно сказал доктор Рэнд.
Он окинул несчастного Дейли неумолимым взглядом.
— Вы точно такой же, как девяносто девять человек из ста в этом мире, и, чтобы избежать небольшой неловкости, вы, не задумываясь, скажете неправду, которая неизбежно приведёт к гораздо большим неприятностям.
Его сухой кулачок с ожесточением ударил по столу.
— Клянусь небом, каким бы был этот мир, если бы только можно было заставить людей понять, что ложь — это худшее из преступлений! Если бы только можно было заставить их осознать, что ложь создаёт девять десятых всех бед в этом мире.
В мире нет такого греха или преступления, которое не было бы связано с обманом. Если бы люди всегда говорили правду, все эти преступления и зло стали невозможными и исчезли. Да, этот мир стал бы счастливой и безгрешной утопией, если бы каждого в нём можно было просто заставить всегда говорить правду.
Джон Дейли усмехнулся, несмотря на серьёзность тона доктора.
— Маловероятно, что люди когда-нибудь пойдут на такое, если только вы не соберёте всех и не дадите им дозу сыворотки правды.
Доктор Рэнд внезапно пристально посмотрел на Дейли.
— Сыворотку правды? — повторил он.
Его ассистент кивнул:
— Конечно, вы, должно быть, читали о препарате, который разработан врачами для использования на преступниках, чтобы заставить их говорить правду, хотят они того или нет.
Доктора полагали, что можно создать вещество, которое вызовет короткое замыкание между мыслительными центрами мозга и его двигательными речевыми центрами — так, что мозг будет вынужден говорить то, что на самом деле думает или знает, без возможности вмешательства воли.
Пожилой химик медленно кивнул, и его брови внезапно нахмурились в глубокой задумчивости.
— Да, я припоминаю, что видел упоминания об этих экспериментах, раз уж вы заговорили про это. Я никогда не обращал на них особого внимания.
Он уставился в пространство; его холодные голубые глаза слегка сузились, невидяще глядя куда-то мимо замершего в ожидании Дейли.
Джон беспокойно пошевелился, и его работодатель, вздрогнув, пришёл в себя.
— Но хватит об этом. Постарайтесь больше не опаздывать, — сказал он своему помощнику.
Потом снял фартук, надел пальто и шляпу и повернулся к двери.
— Продолжайте с изопреновыми соединениями, — сказал он Дейли. — А я пойду в библиотеку Музея науки, посмотрю кое-что.
Когда доктор Рэнд вернулся поздно вечером, Джон задался вопросом, что с ним произошло. Глаза химика светились от внутреннего волнения, а во всём его облике было столько нетерпения и возбуждения, сколько его ассистент ещё никогда не видел.
Он просидел два часа за своим столом, просматривая какие-то карандашные записи, которые принёс с собой. Джон, время от времени украдкой поглядывая на него, видел, что пожилой учёный полностью поглощён своим занятием.
Только когда Дейли запер шкафы и снял фартук, собираясь уходить, доктор Рэнд обратил внимание на него.
Он отложил свои записи и встал. Дейли с удивлением заметил, что в его холодных глазах появился дружелюбный огонёк.
— Джон, я хочу, чтобы вы некоторое время руководили лабораторией, — сказал он без предупреждения. — Я уезжаю из Нью-Йорка сегодня вечером и, возможно, буду отсутствовать несколько месяцев.
— Уезжаете из Нью-Йорка? — удивлённо переспросил Джон.
— Да, для осуществления нового экспериментального проекта, который я задумал, — ответил доктор Рэнд. — Возможно, вы не получите от меня вестей, пока я не вернусь, — продолжил он. — Вы просто продолжите нашу работу с формулой синтетического каучука, которая расписана на месяцы вперёд.
— Хорошо, доктор, — сказал Дейли, затем добавил: — Я желаю вам успеха в вашем новом проекте.
Обычно суровые глаза и лицо доктора Рэнд засияли от волнения.
— Если я добьюсь успеха, вы скоро об этом обязательно узнаете, — сказал он. — Весь мир узнает об этом.
Джон Дейли не жалел об отсутствии своего работодателя в течение следующих нескольких недель. Это давало ему возможность уйти с работы раньше обычного и, таким образом, проводить больше вечеров с Лоис Лейн. Его также совершенно не беспокоил тот факт, что от доктора Рэнда не было вестей.
Но по мере того, как недели превращались в месяцы, а Рэнд всё не возвращался, Джон начал задумываться. Он никогда раньше не видел, чтобы химик вот так исчезал, и всё это казалось ему немного странным. Когда прошло четыре месяца, а от его работодателя всё ещё не было никаких известий, Дейли немного забеспокоился.
— Это на него не похоже, — сказал он своей невесте, когда они однажды сидели вечером в уютной гостиной дома Лоис, солидного бунгало в опрятном пригороде Лонг-Айленда. — Я не могу понять, чем он может быть так занят.
— Возможно, ты скоро получишь от него весточку. Я бы, на твоём месте, не беспокоилась, — сказала ему Лоис.
Она встала и закружилась перед ним в мягком свете лампы, её коротко подстриженные бронзовые волосы взметнулись, а голубые глаза лучились улыбкой.
— Ты не заметил моего нового платья, — сказала она ему. — Тебе оно нравится?
Дейли посмотрел на яблочно-зелёное платье с оборками.
— Нет, по-моему, оно ужасно, — сказал он.
В следующий момент он был поражён собственными словами. Что, чёрт возьми, заставило его сказать это?
Конечно, он действительно думал, что платье было ужасным. Но одежда Лоис почти всегда казалась ему немного неудачной, хотя раньше он всегда с нежностью говорил ей, что она выглядит замечательно.
Голубые глаза Лоис были полны изумления и боли.
— Джон, если
