Ганна Ожоговская
Мальчик-наоборот
На самом деле
Меня зовут Яцек Чарне́цкий, и я совершенно нормальный ученик четвёртого класса. Но моя мама почему-то говорит, что я — «страшный ребёнок».
Во-первых, какой же я ребёнок, если мне уже девять лет и четыре месяца? К тому же я ежедневно становлюсь на целые сутки старше, и, значит, не позже чем через восемь месяцев мне стукнет десять. А кроме того, я уже прочёл две книги для юношества.
Во-вторых, какой же я «страшный», если меня никто не боится? Во всяком случае, ни один старшеклассник.
А если хотите знать, какой я на самом деле, то могу сказать: я — неудачник. Конечно, я про это не сам догадался, меня Олеся надоумила. А Олеся всё знает. Во-первых, она сидит на первой парте, а во-вторых, у неё есть тётка, неудачница — первый сорт! Только поступит куда-нибудь на работу, недели две походит, и сразу ей становится ясно, что это «не та» работа или люди там «не те». И так не один раз, не два, а каждый раз одно и то же.
Олесина тётя всё никак не могла понять: откуда такое невезенье? Но вот однажды пошла она к гадалке, и та ей всё объяснила. Оказывается, родилась-то Олесина тётя тридцать первого, а это нехорошее число: цифры переставить, получится тринадцать! А уж если у кого-нибудь в биографии имеется цифра тринадцать, то дело плохо! Такого человека преследует судьба, тот неудачник.
Меня это просто поразило, хотя у нас дома гадалкам никто не верит, а папа говорит, что гадалки все врут. Но какое же это враньё? Ведь если в числе 31 цифры переставить, действительно получится 13!
Рассказал я обо всём об этом Ме́теку Сташе́вскому с нашего двора. Он у нас известный умник. Но Метек только поморщился:
— Да ну тебя!
— А вот тебе и «ну», — говорю, — я это всё на себе чувствую!
— А ты при чём? — спрашивает Метек. — Ты что, тоже тридцать первого родился?
— Не тридцать первого, а четырнадцатого, а это тоже около тринадцати. Потому-то и меня, как Олесину тётю, судьба преследует. Ни в чём не везёт!
— Э, брось ты! — Метек снова поморщился. — Не помню я, чтобы тебе не везло.
— А как же я в третьем классе чуть на второй год не остался? Да и вообще, чуть в школе что случится — всё на меня валят, а дома ещё от мамы достаётся…
Но Метек, оказывается, человек не очень-то понятливый. В важных вопросах он вовсе не разбирается. По его мнению, я чуть не остался на второй год не из-за судьбы, а из-за собственных двоек. И мне просто счастье улыбнулось, что в четвёртый класс перевели.
— Считай, что тебе крупно повезло, дураку! — говорит. — Какой же ты неудачник?
Сказал и ушёл. А я-то ещё хотел этому человеку одолжить удочку на каникулы! Но теперь — пусть дожидается! «Повезло»!.. Да если бы он знал, что надо мной всю весну до самых каникул дома просто издевались. И мама, и папа, и бабушка, и все тётки, родные и двоюродные, только и бубнили: «Учись, учись…» А за окном солнце, а мальчишки на дворе в футбол гоняют, а я…
Или, например, бабушка. То она добрая, всё для меня сделает, что ни попросишь. А то вдруг у бабушки начинает болеть левая нога — и сразу она делается сердитая, всё ей мешает, злится по любому пустяку. Нога у бабушки болит, конечно, от старости, но я не пойму, почему только одна нога. Вроде бы обе ноги одинаково старые, значит, обе должны болеть?
Я сказал бабушке об этом, а она опять рассердилась. Я, говорит, насмехаюсь над ней. Ничуть! Мне и самому неприятно, когда у неё начинает нога болеть, потому что потом обязательно портится погода, идёт дождь и приходится после школы сидеть дома.
Или в школе, например, учительница по арифметике — тоже странный человек. Как-то я списал у приятеля из параллельного класса не ту задачу, которую она задала, а другую. Так учительница такой шум подняла! Уж потом я её раскусил: понял, что она никаких замен не терпит, и стал осторожнее.
Весёлое путешествие
Сперва мама велела мне самому собрать все вещи для лагеря и запаковать чемодан. А потом, когда чемодан не захотел закрыться, приказала выкинуть «всё ненужное».
Напрасно я ей доказывал, что не клал никаких ненужных вещей, — мама так на меня глянула, что пришлось всё начать сначала.
«Ладно уж, — подумал я, — пусть мама сама убедится».
И действительно, когда всё было вынуто и вложено обратно, ненужными оказались только зубная щётка и три носовых платка. Впрочем, один платок я, так и быть, оставил в чемодане, хотя летом насморка не бывает. И вообще с платками одно огорчение: очень они теряются!
Но чемодан всё равно не хотел закрываться. Тут пришёл Метек и посоветовал сесть сверху на крышку. Не помогло. Тогда сел Метек, а он весит на целый килограмм больше меня. Всё равно не помогло. Мы хотели было сесть вдвоём, но тут вошла мама и очень рассердилась. Этот чемодан, говорит, памятный подарок, ещё папа нашей бабушки с ним в Америку ездил. До сих пор, говорит, он был как новенький, а теперь, в моих руках, ему конец придёт!
Мама опять всё вынула и начала сама упаковывать. Конечно, зубная щётка поместилась, а всё самое необходимое осталось. Родители ничего не понимают в таких вещах, как бечёвка, проволока, гвозди или, к примеру, кусок старой автомобильной шины. Совсем малюсенький обломок доски и тот не уместился. Я чуть не заревел: ведь в лагере человек иной раз жизнь готов отдать за кусок проволоки или несколько крепких гвоздей.
И тогда я сказал маме прямо, что каникулы мои уже отравлены, что она совершенно не ценит мою бережливость и я предпочитаю остаться дома.
— Какую ещё бережливость? — спрашивает мама.
— А такую: я, например, собирался потерять в лагере только один носовой платок, а ты положила в чемодан целых три. Значит, когда я их потеряю, ты снова будешь рассказывать, как вы с отцом в поте лица на меня трудитесь, а
