Кристина Выборнова
Меня никто не знает
Глава 1
На третий день каникул я просыпаюсь с мыслью, что не могу жить. То есть, конечно, нет: никаких глупостей я делать не собираюсь. Я же не этот так называемый «трудный подросток», который курит, пьет и влюбляется в двоечников из коррекционной школы, а в свободное время выбрасывается из окна. Я — нормальный человек. Но жить все равно как-то тяжело. О чем ни подумаешь — ничего не хочется, все бесит. И папа этот… какое он имел право говорить, что я никогда не научусь хорошо водить машину?! Потому что я женского пола, что ли?!
Тут же мне становится очень стыдно, что я такую гадость подумала про папу. Мама всегда говорит, что подростки не имеют никакого права судить родителей, потому что у них нет опыта, а только один глупый гонор. И я, кстати, с ней согласна: тоже подростков терпеть не могу. Я лично, когда у меня начался переходный возраст, вела себя так же, как обычно… «Потому что нормально надо ребенка воспитывать, не распускать! — гордилась мной мама перед другими родителями. — Я свою Варвару строго держала. Она знает: подросток-не подросток — а вести себя надо как следует, если хочет, чтобы я ее и дальше своей дочерью называла! Моя мать тоже со мной проблем никогда не имела!»
…У мамы и правда есть такое наказание: когда я по своей глупости творю что-то совсем из ряда вон выходящее, она говорит холодным голосом, от которого волосы становятся дыбом: «С этого момента, Варвара, делай, что хочешь: ты мне больше не дочь. У меня не может быть такого ребенка». Дальше я, конечно, и плачу, и прошу прощения, но ничего не помогает. Мама каменно молчит по нескольку дней, а я мучаюсь, понимая, что очень виновата, но не зная, как искупить свою вину. И какая радость, когда она наконец неохотно, сквозь зубы, начинает снова со мной разговаривать! Видно, что она понимает: нисколько я не исправилась, но, наверное, ей меня становится жалко. Тогда я от облегчения снова плачу, но потом почему-то злюсь на маму, хотя знаю, что она права. Это, конечно, от эгоизма, которого во мне очень много…
Но я уже не ребенок и даже не совсем подросток, пора начинать думать о чем-то, кроме своей персоны. Мне этим летом исполняется 18. А пойду только в 11 класс, так вот получилось, потому что поздно в школу отдали: мама рассказывала, что я очень много болела, «все нервы родителям повыдергала», и ей пришлось лишний год со мной прозаниматься, из-за чего ее потом чуть не уволили… Иногда, когда слушаю такое, я пытаюсь придумать, как же ей отдать свой дочерний долг, если она стольким для меня пожертвовала? Но сколько ни думаю, в конце концов понимаю только одно: я лично ни за что не заведу никаких детей.
А вот мужа завести можно. У меня, в отличие от многих куда более распущенных одноклассниц, есть молодой человек (терпеть не могу слово «парень» или тем более ужасное «МЧ»). Он сын друга моего дедушки, его семья часто приходила к нашей в гости, но раньше мы с Владимиром почти не общались, у нас за столом детям шуметь не принято. Потом потихоньку начали разговаривать, и оказалось, что у нас много общего. Как я не похожа на современных прокуренных девчонок, с их волосьями-мочалками, выжженными дешевой краской, так и он абсолютно не такой, как стандартные парни. Всегда опрятный, в хорошо подобранной одежде, и очень спокойный, но если уж рассердится, то за дело…
Меня почему-то пробирает дрожь, и я вскакиваю с кровати посмотреть, не открыта ли форточка, хотя сама знаю, что нет: мама приучила меня проветривать только тогда, когда никого нет дома, потому что с моим-то горлом только хватани сквозняк — моментально простудишься. Занавески, желтоватые от старости, тоже плотно задернуты: я чуть отдергиваю их и морщусь. На улице все аж горит от слишком яркого солнца, градусник показывает плюс двадцать шесть, по двору бегают полураздетые детишки, их дикие вопли даже через двойные рамы слышно на нашем третьем этаже. Терпеть не могу невоспитанную мелюзгу. Почему их матери не могут сказать им, чтобы они прекратили орать?!
Я привычно оглядываю свою узкую, но длинную комнату, прикидывая, как навести порядок. Но у меня все по местам: книги на полках выровнены, одежный шкаф закрыт, одежда, в которой я ходила вчера, висит на стуле, готовая в стирку… Надо только застелить кровать, чем я и занимаюсь, вытянув из ящика под ней бело-коричневое, еще бабушкино, покрывало с толстыми плетеными узорами. Возле кровати на полу рядом со мной ночевал ноутбук: я аккуратно отряхиваю его от пыли и ворса и кладу на письменный стол. Нет, в отличие от моих сверстников, я совсем не сижу ни в каких соцсетях и даже нигде не зарегистрирована. Убивать время и деградировать в тупых разговорах — это не для меня. А вчера вечером я просто читала статьи для будущего реферата по географии, который нам задали на лето, и кое-что копировала. Такой труд помогает отвлечься…
Пока я застилала кровать, с покрывала все-таки поднялась пыль, и я хватаюсь за радужную метелочку. Непонятно почему, но когда я начинаю орудовать ею, вдруг опять вспоминаю вчерашний разговор с родителями насчет машины.
Водить машину я мечтала научиться с самого детства. Мне даже часто снилось, что я езжу, и во сне получалось прекрасно, и ощущение такое появлялось… Свободное. И летом, в Липецке, куда меня каждый год возили к родственникам, двоюродный дядя иногда давал мне порулить своей громыхающей «Волгой» по проселочным дорогам и очень меня хвалил… Поэтому в 16 лет я стала упрашивать родителей отдать меня в автошколу. Мама была за: она вообще любит, когда я чем-то интересуюсь и развиваюсь, а не тупо сижу на одном месте, а вот папа — как-то не очень.
— Ты подумай, для чего тебе это надо? — спросил меня он. — Это ведь не игрушки какие-то. Это настоящая машина, сложная техника. Если уж нарабатывать навык вождения, то это нужно делать как следует. Ты, может быть, думаешь, что ты, как обычно, поплачешь, истерику свою закатишь, и все у тебя получится. А машина требует спокойствия и ответственности. Вот почему у меня нет машины, как ты думаешь? Потому что я осознаю, на что
