Написанное остается
Сыну моему Андрею посвящаю
НАПИСАННОЕ ОСТАЕТСЯ
(ФРАНЦИСК СКОРИНА)
Историческая драма в двух действиях
…ТАКОЖ И МЫ, БРАТЬЯ, НЕ МОЖЕМ ЛИ В ВЕЛИКИХ ПОСЛУЖИТИ ПОСПОЛИТОМУ ЛЮДУ РУССКОГО ЯЗЫКА, СИЕ МАЛЫЕ КНИЖКИ ПРАЦЫ НАШЕЙ ПРИНОСИМЕ ИМ.
Франциск Скорина
В пьесе использованы тексты поэмы М. Гусовского «Песня о зубре» в переводе с латинского И. Семежона и Я. Порецкого.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ф р а н ц и с к С к о р и н а
М и к о л а Г у с о в с к и й
М а к с и м Г р е к
Н и к о л а й К о п е р н и к
Т о м а с М ю н ц е р
Ю р и й О д в е р н и к
М а р г а р и т а
П е т р М с т и с л а в е ц
М а р т и н Л ю т е р
И о х и м
П а п с к и й н у н ц и й
И н к в и з и т о р
К в а л и ф и к а т о р
Е п и с к о п
С е н а т о р
П а л а ч
П и с е ц
Э л ь з а
М а н у э л л а
С т р а ж н и к и
Ю н о ш и с о ш п а г а м и
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
I
Кабинет ученого-богослова. М а р т и н Л ю т е р репетирует речь. Он гневен и решителен.
Л ю т е р. Предатели, клятвопреступники, ослушники, мятежники, убийцы, разбойники, богохульники! Ни одного дьявола не осталось в преисподней, все они вселились в крестьян. А потому не время спать. Время снисхождения прошло. Настало время меча и гнева!
Входит молодая красивая м о н а х и н я.
Ну, чего тебе, Эльза?
Э л ь з а. К вам тот Иохим, который Джованни.
Л ю т е р (поцеловав Эльзу). Впусти. А когда уйдет приходи… Мы с тобой вдвоем порепетируем…
Эльза выходит. Лютер провожает ее ласковым взглядом.
Входит И о х и м в монашеском одеянии, лицо под капюшоном.
С чем?
И о х и м (отбрасывает капюшон). С доносом, господин Лютер.
Л ю т е р. Я знаю, что с доносом. На кого?
И о х и м. На Франциска, сына Скоринина, в науках вызволенных и лекарстве доктора.
Л ю т е р (недоверчиво). Шутишь?!
И о х и м. Чтобы я так был жив!
Л ю т е р. Хватил ты высоко, да Прага далеко.
И о х и м. Зачем же Прага? Он у нас в Виттенберге. Собственной персоной в моей корчме.
Л ю т е р (поражен). Ты не ошибся, Иохим?
И о х и м (вынимает бумагу). Не за то вы платите Иохиму, чтобы он ошибался. Читаю: «Ноября пятого дня 1512 года, в пятницу, в славном городе Падуе, в соборе святого Урбана, собрались ученые мужи медицинской коллегии университета, и вице-приор Тодэй Мусати сказал: «Уважаемые господа доктора! Причина созыва вашей светлости следующая: есть один ученейший юноша, доктор наук вызволенных, бедняк, с очень далеких стран прибыл сюда и желал бы получить степень доктора медицины бесплатно, по специальной милости и с милосердия божия». Далее здесь пишется, что экзамен продолжался два дня. Магистр Франциск публично обосновал свои тезисы, в диспуте опроверг все аргументы оппонентов и всеми присутствовавшими профессорами Падуи и Вероны, — а их было двадцать четыре, — при полном отсутствии несогласных, был одобрен и признан в лекарских науках доктором. Иохим не писал это сам. Он одолжил бумагу у самого Скорины. Русины — доверчивые дети. И эти не очень прячут, что едут из Праги на Белую Русь.
Л ю т е р. Почему же они едут через Виттенберг, а не через Краков?
И о х и м. Вы не знаете русских, ваша светлость. Когда они едут по делу, то им и тысяча миль не косина. Такой уж народ… Я вам скажу, когда я еще был православным и назывался Иоанном…
Л ю т е р (перебивает). Что же им надо в Виттенберге?
И о х и м. Зачем в Виттенберге, если им надо в Кенигсберге? То, что им там надо, одному Иохиму только и известно.
Л ю т е р (нетерпеливо). Не торгуйся!
И о х и м. Боже меня упаси. Если Иохим о том узнал, то только для вас, господин профессор… Иохиму тоже надо жить…
Лютер кладет перед собой мешочек с деньгами.
Иохим думает, что в Кенигсберге Скорине нужны металл на буквы и бумага. Они у себя еще на бересте пишут и смешат свет. Такой уж народ с березовыми грамотеями. Скорина умный человек — он, как и вы, ваша светлость, делает книги. Чтоб тот был так здоров, кто не знает, что книги — это деньги. И зачем Иохиму были бы его книги, если бы у Иохима были деньги?.. Я вам скажу, ваша светлость, когда я был еще правоверным католиком и назывался Джованни…
Л ю т е р (перебивает). Ты много говоришь.
И о х и м. С кем же мне еще поговорить, если после папы римского вы, ваша светлость, самый умный человек во всем мире.
Л ю т е р (зло). П о с л е папы?..
И о х и м. Придет время, и папа будет после вас. Главное, чтобы такие, как Скорина да Максим Грек, не вылупливались вперед… На Руси теперь в большой моде ересь. Еще на бересте пишут, а уже хотят сделать Москву третьим Римом. И четвертому, как они говорят, не бывать.
Л ю т е р. Не твоего ума эти заботы.
И о х и м. Простите, ваша светлость, такой я уже дурной уродился и теперь всю жизнь забегаю вперед батьки, как говорят русские… Я вам должен сказать, ваша светлость, когда я еще был иудеем и назывался Исааком…
Л ю т е р (перебивает). О каких книгах Скорины ты говорил?
И о х и м. Иохим не читал тех книг, но Иохим не затыкал ушей, когда они пили и ели. Когда встречаются хотя бы двое русинов, они не едят. Они пьют и разговаривают. А этих было четверо. Можно было подумать, что на всем белом свете нет, не было и не будет ничего лучшего, чем те книги… Иохим давно знает, что тот же Скорина пять языков знает, но откуда Скорине знать, что Иохим русский знает. И хотя кто-то умный сказал: язык мой — враг мой, — кто об этом думает там, где надо. И о чем еще можно говорить, если не сказать господину профессору, что этот Скорина перевел Библию с латыни на мужицкий язык этих белых русинов.
Л ю т е р (удивленно и встревоженно). Этого не может быть?! Этого даже я не сделал!
И о х и м. Вы не знаете русских. Они испокон так: ходят тихо, глядят ртом, а потом ни с того ни с сего выкидывают такую штуку, что весь свет разом говорит «ах». Такой уж народ… Сказать, что Скорина перевел Библию, — значит ничего не сказать. Если этот полоцкий умник цитирует Цицерона о том, что дом, в котором нет книг, подобен телу, лишенному души, от него можно ожидать и не такого… И если уж я принял вашу веру и называюсь Иохимом…
Лютер бросает, а Иохим ловко ловит мешочек с деньгами.
Благодарю, ваша светлость, и советую встретиться с доктором Скориной сам на сам, как говорят в Париже. Мало ли что у него еще там в голове… Умный с умным
