Империя должна озвереть. «Военная операция» как кейс практического применения имперской идеологии — Новая газета Европа
novayagazeta.eu · by Андрей Колесников
Ещё несколько лет назад, даже несмотря на взятие Крыма, многим наблюдателям казалось: режим Путина настолько коррумпирован, что его интересуют исключительно деньги и никакой идеологии у баснословно богатых «верхних людей» нет. Дети и внуки за границей, активы — там же, а потому все эти игры в «скрепы» и «вставания с колен» — исключительно для внутреннего употребления, чтобы народ держать в консолидированном вокруг вождя состоянии.
Однако начало «специальной военной операции» оказалось настолько иррациональным и самоубийственным актом, что ничем иным, кроме идеологических фанаберий, объяснить его невозможно.
Это не клиническое безумие. Это — клиническая идеология.
Сайт «Новой рассказ-газеты» заблокировали в России. С разрешения коллег «Новая газета. Европа» публикует этот материал .
Иллюстрация: «НО»
Битвы на полях антиутопии
«Спецоперация» — это и активная идеологическая операция, практическое применение фактически сложившейся и даже закреплённой в Конституции в виде «традиционных ценностей» государственной идеологии. Собственно, зафиксированный в 2020 году отказ от ротации высшей власти в России (обнуление президентских сроков) — не просто политический или технический инструмент её сохранения, но и идеологический. Просто потому, что возможность ротации власти — основа любой либеральной и демократической идеологии. Несменяемость власти, возведённая в принцип, — это категория идеологии ультраконсервативной и сознательно архаичной.
Вымышленный «Русский мир» — империалистическая антиутопия, в которую Путин поселил российскую нацию.
В этой идеологии есть и некоторые фундаментальные сюжеты, и специфически постсоветские. Например, фактический — и очень давний — отказ руководства России считать суверенитет Украины чем-то полноценным. Но и эти специфические особенности — следствия не только и не столько политических зигзагов авторитарного режима, сколько фундаментальных идеологем и мировоззренческих подходов. А именно,
во‑первых, имперского мышления и,
во‑вторых, восприятия постсоветских территорий (да и мира в целом) как сфер влияния и интересов.
Во многом это личная идеология первого лица государства — как минимум в том, что касается своеобразной трактовки им советской истории, где Ленин с Хрущёвым неправильно поделили границы, а Путин их поправил. И собственно,
историческая миссия сегодняшнего президента России — правильным образом перечертить карту мира в границах того, что он и его идеологи называют «исторической Россией».
В терминах Путина — «возвратить и укрепить» утраченные территории империи: именно так он определил миссию Петра Великого, не столько модернизатора, сколько императора и собирателя земель.
Путин видит себя в истории вторым Петром. Историческая справедливость восстанавливается силой русского оружия, которое заряжено ещё и идеологической энергией.
Фото: Sefa Karacan / Anadolu Agency / Getty Images
Поскольку в идеологии российского государства больше нет марксизма-ленинизма, его место занимают так называемые традиционные ценности (ещё недавно их называли «духовными скрепами») и славная мифологизированная — или, как выражается Путин, «тысячелетняя» — история России. Историческая политика тоже обретает прикладной политический смысл, становится инструментом управления страной.
Внутри этой политики существуют свои стандартные нарративы, казалось бы, забытые, но теперь извлекаемые из идеологического арсенала ещё сталинского времени.
Например, нарратив «освобождения» , согласно которому, как часто повторял до «специальной военной операции» пресс-секретарь президента, Россия никогда ни на кого не нападала — она осуществляла и осуществляет исключительно освободительные миссии. Логика очень похожа на несколько широко известных сталинских кейсов:
освобождение «единокровных братьев» западных украинцев и белорусов в 1940-м;
освобождение финского рабочего класса от плохого финского правительства с организацией провокации для оправдания вторжения в Финляндию и с заключением договора о дружбе с искусственно созданным «правительством» Отто Куусинена в 1939-м.
В то время СССР всерьёз полагал, что советское вторжение будет с восторгом воспринято рабочим классом Финляндии: братья Покрасс вместе с поэтом Д’Актилем быстро соорудили песню «Принимай нас, Суоми-красавица». Заключение договора с кабинетом «Финляндской демократической республики» (аналог нынешних «ЛНР», «ДНР» и прочих НР) сопровождалось следующим риторическим обоснованием, которое отзовётся в далёком будущем:
«Теперь, когда героической борьбой финляндского народа и усилиями Красной армии СССР ликвидируется опаснейший очаг войны, созданный у границ Советского Союза прежней плутократической властью в Финляндии в угоду империалистическим державам…»
Произошло же совершенно обратное: финны встали на защиту своей страны, невзирая на классовую принадлежность и гнёт «плутократической власти».
Спустя десятилетия та же история почти буквально повторилась в Украине.
Идеологема фактического раздела сфер влияния между большими игроками при игнорировании интересов «малых стран»
