Виолета: роман
Исабель Альенде
Пресса о романе Исабель Альенде «Виолета»
Николасу и Лори, которые поддерживают меня в старости
Фелипе Берриосу дель Солару, моему дорогому другу
Уже 40 лет чилийско-американская писательница Исабель Альенде погружает читателей в свои бесконечно изобретательные повествования, зачастую вдохновленные ее собственной историей или историей Южной Америки… Проза Альенде искрится и увлекает; «Виолета» — трогательное исследование боли и свободы аутсайдера.
Neu' Statesman
На каждом повороте случается драма, а на заднем плане целый континент смертоносным маятником раскачивается между коммунизмом и фашизмом. Головокружительный роман о том, насколько человеческая жизнь отдана на милость Истории.
Daily Mail
Захватывающий, прочувствованный и убедительный роман подлинного мастера о долгой и прекрасно прожитой жизни. Здесь есть две пандемии, пылкие любови, бедность — ни один поклонник жанра исторического романа не может пропустить эту книгу.
Country & Townhouse
Волшебные персонажи встречаются волей обстоятельств и желаний, а их судьбу вершат политические потрясения. Вот так и надо рассказывать истории.
Woman & Ноте
История жизни Виолеты, этот великолепный эпик, охватывает весь XX век… Увлекательно от первого до последнего слова.
The Daily Telegraph
«Виолета» полна жизни — эта блестящая увлекательная история течет полноводной рекой.
The Scotsman
События у Альенде мчатся галопом, стремительно и ритмично.
Financial Times
У Альенде восхитительные старики — когда старость пригибает человека к земле, приключения вовсе не заканчиваются.
i paper
Tell me, what is it you plan to do with your one wild and precious life?
Mary Oliver. The Summer Day[1]
Дорогой Камило!
Эти страницы — мое духовное завещание. В будущем, когда ты состаришься и обо мне вспомнишь, память может тебе изменить, ты уже и сейчас забывчив, а с возрастом этот недостаток только усугубится. Моя жизнь достойна того, чтобы о ней рассказать, и интересна она не столько моими добродетелями, сколько грехами, о большинстве которых ты даже не догадываешься. Часть из них я изложу здесь. Сам увидишь: моя жизнь — настоящий роман.
У тебя хранятся мои письма, где описано все мое земное существование, за исключением вышеупомянутых грехов, но, прошу тебя, сдержи слово и сожги их после моей смерти, они излишне сентиментальны и часто злобны. Мое жизнеописание заменит все эти избыточные излияния.
Люблю тебя больше, чем всех остальных.
Виолета
Санта-Клара, сентябрь 2020 года
Часть первая
ИЗГНАНИЕ
(1920–1940)
1
Я родилась в ураганную пятницу 1920 года, когда в мире свирепствовал мор. В день моего рождения электричество отключили, как обычно бывало во время бури, в доме зажгли свечи и керосиновые лампы, которые всегда держали под рукой на всякий случай. Мария Грасия, моя мать, почувствовала спазмы, значение которых отлично знала — к тому времени она родила уже пятерых, — и послушно отдалась во власть страданий, заранее смирившись с тем, что произведет на свет еще одного мальчика. Роды принимали две ее сестры, которые не первый раз помогали ей в этом деле и знали что и как. Семейный врач неделю напролет трудился в одном из полевых госпиталей, и сочли неразумным вызывать его для такого заурядного события, как роды. Раньше на помощь приходила акушерка, всегда одна и та же, но она оказалась среди первых жертв гриппа, а где взять другую, они не знали.
Матери представлялось, что она всю свою сознательную жизнь ходила беременная, оправлялась от недавних родов или приходила в себя после очередного выкидыша. Ее старшему сыну, Хосе Антонио, исполнилось семнадцать, его возраст она помнила, потому что он родился в год одного из наших самых страшных землетрясений, в результате которого обрушилось полстраны и погибли тысячи человек, но не помнила точно, сколько лет другим сыновьям и сколько беременностей завершилось ничем. Каждая выводила ее из строя на несколько месяцев, а каждый новый ребенок на долгое время изнурял ее и погружал в меланхолию. До замужества она была самой красивой невестой в столице, стройной, с незабываемым лицом, зелеными глазами и полупрозрачной кожей, но бесконечные беременности и роды изуродовали тело и истощили дух.
Теоретически она любила своих детей, но на практике предпочитала держать их на безопасном расстоянии — энергия этой банды неизменно вызывала смуту в ее маленьком женском королевстве. Однажды она призналась исповеднику, что удел рожать одних мальчишек — дьявольское проклятие. На нее наложили епитимью, которая заключалась в ежедневном чтении молитв Деве Марии в течение двух лет и крупном пожертвовании на ремонт церкви. После этого муж запретил ей исповедоваться.
Под присмотром тетушки Пилар мальчишка по имени Торито, нанятый для всякой работы, забрался на лестницу и привязал веревки, хранившиеся в шкафу для подобных случаев, к двум стальным крюкам, которые сам же вбил в потолок. Моя мать, в ночной рубашке, стоя на коленях и уцепившись обеими руками за веревки, тужилась, как ей показалось, целую вечность, изрыгая ругательства, приставшие скорее пирату, каких в иных обстоятельствах никогда себе не позволяла. Тетушка Пия расположилась между ее ногами, готовая подхватить новорожденного, чтобы он не упал на пол. Она заранее заварила крапиву, полынь и руту, чтобы обмыть младенца. Грохот бури, сотрясавшей ставни и срывавшей с крыши черепицу, заглушил стоны и протяжный последний крик, когда показалась сначала моя головка, а затем покрытое слизью и кровью тело выскользнуло из тетушкиных рук и шлепнулось на деревянные доски.
— Какая ты неуклюжая, Пия! — век: ют икнула тетушка Пилар, поднимая меня за ногу. — Да это девочка! — удивленно добавила она.
— Не может быть, проверь хорошенько, — пробормотала измученная мама.
— Говорю тебе, сестренка, писуна нет, — возразила тетя.
В тот вечер отец поздно вернулся домой после ужина в клубе и нескольких партий в бриск и прошел прямо к себе, чтобы переодеться и обтереться спиртом и только потом предстать перед семейством. Он потребовал рюмку коньяка у дежурной прислуги, которой в голову не пришло рассказать ему новость — разговаривать с хозяином она не привыкла, — и отправился к жене. Ржавый запах крови сообщил ему о случившемся еще до того, как он переступил порог. Мама отдыхала в постели, раскрасневшаяся, в