Тимур Калика
Турникет
Предисловие
Ленинградке
Еще тебе такие песни сложат,
так воспоют твой облик и дела,
что ты, наверно, скажешь: – Не похоже.
Я проще, я угрюмее была.
Мне часто было страшно и тоскливо,
меня томил войны кровавый путь,
я не мечтала даже стать счастливой,
мне одного хотелось: отдохнуть…
Да, отдохнуть ото всего на свете -
от поисков тепла, жилья, еды.
От жалости к своим исчахшим детям,
от вечного предчувствия беды,
От страха за того, кто мне не пишет
(увижу ли его когда-нибудь),
от свиста бомб над беззащитной крышей,
от мужества и гнева отдохнуть…
Ольга Берггольц, отрывок, 1942 г.
Турникет
– Приехали, – громко сказал грубым голосом офицер в строгом военном кителе и фуражке, стоящий посередине плацкартного вагона. – Вспоминайте имена!
От этих слов девочка лет одиннадцати, лежащая на втором спальном ярусе, проснулась. Она протёрла глаза, убрала с себя белую простыню и осмотрелась по сторонам.
Разномастный народ зашевелился в набитом вагоне.
На нижней полке впритык друг к другу сидели взрослые люди всех возрастов, в нательном белье. Мужчины были одеты в «белугу», а женщины – в белые длинные сорочки. На головы некоторых мужчин и женщин были надеты чёрные мешки из плотной ткани, руки их были скованны наручниками. Таких людей с мешками было немного, с чёртову дюжину. Остальные взрослые люди, на чьих головах не было мешков, с недоумением озирались друг на друга.
На второй полке лежали дети, одетые также как и взрослые, в нательное бельё. Это были девчонки и мальчишки разных возрастов, от самых малых до почти юношей и девушек. Дети, как и взрослые, осторожно поглядывали друг на друга с затаённым недоверием. Никто из них не плакал. Посреди них была и одиннадцатилетняя девочка.
На третьей полке, самой верхней, лежали грудные малыши. Их было не так много, как взрослых и детей. Они были аккуратно завернуты в белые одеяльца. Одни младенцы были перевязаны голубыми ленточками, на других красовались розовые. Малыши лежали смирно, изредка шевелясь и покряхтывая, они соблюдали негласную солидарность – ни единого плача.
– Вспоминайте имена, – повторил офицер, после чего удалился из вагона.
«Что значит вспоминайте имена? – подумала девочка, – Меня зовут…».
Она настойчиво стала вспоминать своё имя, но поняла, что не может вспомнить его. От этого ей стало немного страшно.
«Меня зовут, меня зовут, меня…», – повторяла девочка про себя, но вспомнить своё имя не получалось.
Она посмотрела в окно и увидела едва заметные хмурые деревья, неподвижно стоящие вдоль железнодорожного полотна. Зелёная трава еле-еле просматривалась под вагоном, плотный туман размыл всё вокруг.
На улице стояла летняя пасмурная погода в союзе с полной тишиной.
Естественное освещение в вагоне из-за погоды на улице было скудноватым, да и царящая атмосфера придавала всему происходящему удручающее состояние.
В вагоне все молчали, и только человеческий шорох, доносившийся в разных местах, не давал тишине вступить в свои права.
Офицера сменили два здоровых солдата, с винтовками на плече.
– Те, что с мешками за мною, на выход, – строгим голосом проговорил один из них, поправляя пилотку на голове.
– Шевелись! – зарядил второй солдат, видя, как боязливо и нехотя выполняют команду люди с мешками на голове.
«Меченые» один за другим покинули вагон, следуя за первым конвоиром. Второй солдат быстро осмотрел весь вагон от начала до конца, замкнув их колонну.
В вагоне повисла гробовая тишина. Все дышали очень медленно и тихо.
Тишину нарушил высокий мужчина в синем халате, который зашёл в вагон и остановился посередине. Он не спеша, снял с лица очки в тёмной оправе, достал из кармана брюк платок и протёр им линзы.
– Взрослые и дети, – усталым сиповатым голосом сказал врач, – вспомните, пожалуйста, свои имена. Если кто-то из вас вспомнил своё имя, то продолжайте его произносить про себя, не останавливаясь. Повторяю, произносите своё имя про себя, не останавливаясь, пока его не спросит у вас женщина-врач.
Прошла минута, во время которой врач и весь вагон молчали.
Девочка закрыла глаза, вспоминая, как её зовут и, как она здесь очутилась. В голове была сплошная пустота.
«Катя, – вдруг влетело в её голову это имя. – Меня зовут Катя».
Она стала повторять про себя имя «Катя», чтобы оно случайно не вылетело из её головы. Тревожное состояние сменилось на спокойное повторение своего имени.
– Те товарищи и дети кто не вспомнил своё имя, – продолжил медленным голосом говорить мужчина-врач, – пройдёмте на выход. Следуйте за мною.
За врачом последовала длинная вереница пассажиров вагона, от млада до стара; они медленно выходили из вагона.
Внутри вагона сразу же опустело, большая часть пассажиров покинула его.
Уже привычную за столь короткое время тишину потревожили зашедшие в вагон красивые девушки, с беловласыми косами. Они были одеты в ярко-белые выглаженные халаты с красным крестом на груди и повязанными косынками на голове. Их лица безмятежно светились, а искренняя улыбка придала оставшимся людям спокойствие. В руках у каждой девушки было по красивой люльке в виде большой плетёной корзины с мягким одеяльцем внутри. Они бережно достали младенцев с третьего яруса, уложили их в люльки и вынесли из вагона. Младенцев было столько же, сколько и прекрасных юных девушек, словно заранее кто-то всё сверил и подсчитал.
К последним пассажирам, кто остался в почти пустом вагоне, явилась стройная женщина-врач. Она прошла в начало вагона, где начинался отсчёт мест, и спрашивала у каждого пассажира его имя, пристально всматриваясь в лицо.
Дошёл черёд и до девочки лет одиннадцати.
– Как тебя зовут? – спросила врач, глядя прямо в её глаза.
– Меня зовут Катя, – тихо ответила она.
– Хорошо, – сказала врач, переводя свой взор на следующего пассажира.
После процедуры по вспоминанию своих имён врач остановилась посередине вагона и звонким голосом оповестила пассажиров, – Товарищи взрослые и дети, следуйте за мною.
Вагон опустел.
Оставшиеся пассажиры стояли на перроне.
Катя осмотрелась по сторонам. Туман по-прежнему окутывал всё окружающее пространство. Пассажирские составы стояли на нескольких путях пребывания железнодорожного вокзала, из всех этих составов выходили люди и следовали в рядом стоящие вокзальные помещения. Все они были одинаковой архитектурной формы, кроме цветового решения.
Люди с мешками на головах в сопровождении конвоиров заходили в здание из тёмно-красного кирпича. «Меченых» людей было мало на фоне остальных групп, но их чёрные мешки сразу же привлекали внимание остальных пассажиров.
Пассажиры, не помнящие своих
