Не осенний мелкий дождичек
Памяти мамы моей,
Полины Дмитриевны Бурной,
посвящаю
Жизнь хороша лишь тогда, когда центром тяжести становится то, что у меня не отнимут.
СТЕНДАЛЬ.
Часть первая
НАГРАДА
1
…Ах, Рома, Рома, Роман ты свет Огурцов! Ну что с тобой, таким неуладливым, делать? Ничего-то тебе не интересно, ничем-то тебя не затронешь, не обрадуешь…
Валентина, идя по коридору, все еще видела перед собой равнодушное лицо Ромы, его вялую, словно без костяка, фигуру, склонившуюся над партой. Урок в четвертом «в» шел хорошо, дети охотно и весело поднимали контрольные линейки, по вспыхивающим в их руках цветным полоскам Валентина убеждалась, что материал они усвоили. Только вот Огурцов… Почти с самого начала года она занимается с ним отдельно. Кое-чего удалось добиться, но мало. Безвольный мальчик, флегматичный, трудно воспринимает новое.
Разве один он, среди тридцати детей в ее классе, трудный? А в других классах, во всей школе? Трудный… Валентина усмехнулась про себя: сколько в этом, ставшем нарицательным, определении скрыто подспудного. Трудный — значит, не как все. В чем-то неординарен, умственно или физически. Наделен особым характером. Испорчен неумелым воспитанием в семье, может быть, в школе… Огурцов учился в начальных классах не здесь, в городе. Родители только нынче переехали в Рафовку. Отец — директор сахарного завода, мать, кажется, библиотекарь там же, на заводе. Плохо вот это «кажется», давно пора узнать родителей Ромы поближе.
В учительской полно народу. Алла Семеновна, в свои тридцать лет все еще играющая в капризную девочку, как всегда, шумно возмущалась кем-то:
— Представьте, я ему говорю: брось сейчас же папиросу! А он мне: «Алла Семеновна, отец знает, что я курю, все знают. Вы хотите, чтобы я скрывался, обманывал?» — «Да какой пример ты подаешь младшим!» — «Младшие тоже курят, только прячутся. Я сам у них отбираю папиросы!» Вот с ним и поговори! — Увидев Валентину, обрадовалась: — Наконец-то! Жду вас! Чай пить, в буфет, идем? Нравится? — повела рукой с кружевным воланом на рукаве. — Валансьен! Сестра прислала, летом была в Париже, по туристической.
— Хороши. Одно слово — Париж, — улыбнулась Валентина. — В буфет — непременно, я сегодня не завтракала. — Она поправила перед зеркалом волосы — наконец-то в учительской поставили трюмо, теперь хоть можно взглянуть, в каком виде шествуешь к ученикам. Осмотрела себя: вязаный бежевый костюм, кремовая кофточка, волосы собраны чуть ниже затылка в мягкий узел… — Кстати, Аллочка Семеновна, все хочу спросить вас об Огурцове. Как вы его находите?
— Тупица и невежда! — отмахнулась Алла Семеновна. — Вообще этот хваленый ваш класс тоже подарочек. Жалею, что взяла в нем часы. Ну, готовы? Идемте!
— Подождите, товарищи. — На пороге учительской стояла директор школы, строжайшая Тамара Егоровна, с газетой в руках. — Послушайте, что я прочту: «За заслуги в области народного образования Указом Президиума Верховного Совета РСФСР присвоить звание заслуженного учителя школы РСФСР работникам народного образования… — Она помедлила, словно пробегая глазами ряд фамилий, наконец прочла торжествующе: — Тихомировой Валентине Михайловне, учительнице…»
Ей не дали закончить, зашумели, захлопали в ладоши. Валентину окружили со всех сторон, обнимали, жали руки, что-то говорили, счастливо и радостно. Значит, присвоили… Валентина знала, что представление на нее было послано, да как-то не верилось: ведь и жизнь и работа ее — обыкновенны.
— За нами — цветы, за вами — торжественный ужин, — смеясь, обняла, затормошила ее Алла Семеновна, когда волна поздравляющих отхлынула. — И сегодня же!
— Да, да, конечно! — сжала свои пылающие щеки ладонями Валентина. — Вечером всех приглашаю в гости, слышите, товарищи? Тамара Егоровна, непременно!
— С удовольствием, — чуть склонила прочеркнутую светлым пробором голову директор: черные вьющиеся свои волосы Тамара Егоровна все старалась стянуть, пригладить, словно стеснялась природной их пышности и густоты.
Нежданный, оглушительный пронесся по школе звонок. Как быстро кончилась перемена! Вот тебе и чай! У нее, кажется, сейчас десятый «а»… Валентина подошла к расписанию: она не ошиблась. Странно, кружится голова. Как же урок? Надо взять себя в руки. Валентина провела по глазам ладонью, огляделась: никого, все в классах. Лишь физик, Иван Дмитриевич, чуть не единственный в их коллективе мужчина, весьма молодой еще мужчина, смотрел на нее, прислонясь к дверному косяку.
Валентина взяла журнал; физик почтительно посторонился.
— Я рад за вас, — сказал очень серьезно. — Это попадание точно в цель.
Валентина от души расцеловала его в обе щеки:
— Спасибо, Ванечка, спасибо, родной!
Десятиклассники, как один, поднялись при ее появлении.
— Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем! — проскандировали троекратно. И хотя Валентина махнула рукой, позволяя сесть, никто не садился. Они тоже рады за нее, ее дети… На глазах накипали счастливые слезы, но Валентина сдержалась.
— Благодарю, — сказала она, удивляясь ломкости своего голоса. Одолела в себе эту ломкость. — Прошу сесть. Сегодня, как вы знаете, у нас сочинение на свободную тему, Вернее, исходим из строки стихотворения Сергея Есенина: «Россия! Сердцу милый край!» Я вижу, все готовы? — кивнула на раскрытые тетради. — Тогда начнем.
Пролетел ветерок по классу — ученики сели, взялись за ручки. Валентина пошла между партами, мельком взглядывая на заголовки. На прошлой неделе, когда она предложила эту тему, Костя Верехин сказал: «А если взять песню, старую народную песню и по ней написать, можно?» Так и договорились. Интересно, какие песни знают ребята? «Утушка луговая». «Вдоль по Питерской». «Солдату́шки, бравы ребяту́шки». «Скрылося солнце за степи…». У каждого своя песня. Взрослыми стали ее дети. Только сейчас в полной мере ощутила Валентина их взрослость.
Пусть пишут. Она никогда не подгоняла, не торопила, но ученики знали: ровно за две минуты до звонка работу следует сдать.
Валентина подошла к окну: за стеклами — мелкий, промозглый — моросил дождь. Вдруг почему-то сжалось сердце, откуда-то, из неведомого тайника памяти, всплыли строки давно слышанной песни:
Не осенний частый дождичек
брызжет, брызжет сквозь туман…
Сейчас, правда, поют — «мелкий». Тетя Настя любила петь эту песню. В той школе, куда Валентина «свалилась» нежданно-негаданно ровно тридцать два года назад, в такое же примерно время — здесь моросящие дожди обычны для ноября, а на родной Вологодщине стояла уже суровая, вовсю метелившая зима. Ровно тридцать два года назад…
2
Город засыпал. В окнах бревенчатых домов, темнеющих по обе стороны улицы, гасли огни. Люди берегли электричество. Берегли силы. К этому приучила война.
Валентинка грустно провожала
