Денис Петренко
Земляки. Рассказ из жизни одного молодого офицера
Я проснулся, как всегда, в шесть, осторожно встал с постели, чтобы не разбудить Лену, надел спортивный костюм и пошел бегать. Еще в детстве отец приучил меня к утренней зарядке: мы жили в Ставрополе у Кругленького леса, ровного и чистого, там хорошо было делать пробежки, и отец, сам в спортсмен-любитель, потихоньку заразил и меня любовью к легкой атлетике. В школе я даже немного выступал на соревнованиях, успехов, правда, не добился, но с тех пор бегал всегда – и в техникуме, и в военном училище, и в городке Молодежном под Наро-Фоминском, куда меня распределили служить. Я часто слышал, как Лена, разговаривая с подругами, говорила, что, хотя у нас не все ладится, все равно я у нее «молодец», потому что бегаю, чтобы поддержать форму.
Бегал я, правда, не совсем для того, чтобы поддержать форму – скорее, чтобы побыть наедине. Нет, это вовсе не означало, что мои чувства к Лене остыли. Я любил Лену, привык к ней – мы прожили вместе почти десять лет, и я не мог представить жизни без нее. Наверное, надо было оформить отношения официально, но первые годы мы не торопились – Лене тогда проще было устроиться на работу. Да к нам и без того относились как к супругам, командир части даже выхлопотал отдельную комнату в общежитии. Конечно, если бы у нас были дети, мы давно зарегистрировали бы брак. Лена время от времени заговаривала об этом, но мне трудно было решиться: я думал, как сложно будет устроить быт, – очередь на служебные квартиры всегда большая. Иногда у нас случались размолвки, однако они продолжались недолго: у Лены был добрый характер, она вообще была хорошей женщиной. Мы во многом не сходились, но со временем притерлись друг к другу.
Несмотря на противоречия, мне нравилось быть с Леной рядом. На разногласия она не обращала никакого внимания, так как была твердо уверена, что мужчина и женщина – люди разные. Мужчина, говорила она, должен иметь свои мужские занятия. И я, даже не заметив, когда это случилось, полюбил рыбалку и охоту, завел удочки и карабин, который держал в сейфе у дежурного по части. Осенью перед выходными днями Лена собирала меня на уток, а потом готовила «добычу», хотя это был скорее символический жест, так как есть дикую утку почти невозможно – слишком уж она пахнет рыбой.
Лена тоже старалась создать вокруг себя «женскую» атмосферу – ездила в свободное время в спа-салоны и салоны красоты, иногда ужинала с подругами в ресторане, ходила с ними в сауну, загорала в соляриях, берегла себя и выглядела к тридцати годам замечательно. Многие завидовали, что у меня такая красивая стройная спутница. Я соглашался: мы с Леной жили вместе и в то же время, в каком-то смысле, самостоятельными жизнями, хотя в последние годы я стал разделять некоторые ее увлечения, даже научился смотреть сериалы. Если не обращать внимания на мелочи, следить за сюжетом, в конце концов сживаешься с героями, ждешь продолжения, и мы с Леной часто проводили вечера за просмотром какого-нибудь нового многосерийного фильма.
В общем, у меня было достаточно времени, чтобы побыть наедине, но никогда и нигде я не чувствовал себя так свободно, раскрепощенно, как во время бега. Мне почему-то иногда представлялось, будто, когда я бежал в спортивном костюме по шоссе, наступали такие минуты, в которые я ненадолго в полном смысле слова мог ясно почувствовать самого себя, так сказать, в «чистом виде» – вне зависимости от роли в обществе, работы, обязанностей, пристрастий. На трассе я не был гражданским мужем Лены, дежурным инженером воинской части, рыбаком, приятелем в компании офицеров – я был самим собой. Может быть, это связано с тем, что пробежки по утрам – единственное постоянное занятие, которое прошло со мной с детства через все перемены, оставаясь словно киноэкраном, на котором показывали разные события моей жизни. Когда я бегал, мне казалось, что мое сознание становилось широким и спокойным. Трудно сказать отчего, но бег будто давал мне какую-то важную опору, и если не каждый день, то несколько раз в неделю я старался выходить по утрам на дорогу из Молодежного в Атепцево.
Маршрут был красивым: вдоль трехкилометровой трассы стоял смешанный лес, справа, в низине, была большая поляна, и летом и ранней осенью на рассвете и перед вечерней зарей в нее сходил густой туман. Ставрополь, где я провел большую часть жизни, стоит на горе, туманов там не бывало – иногда на вершину садилось облако, и тогда город затягивало серой дымкой. Только приехал служить в Подмосковье, я впервые увидел настоящий молочный туман, разлитый по траве, – в него можно было спуститься после пробежки и идти по пояс в белой дымке, раздвигая ее, как воду, руками. Машины по этой дороге почти не ездили, стояла тишина, и мне иногда казалось, что если шагать осторожно и мягко, ровно и тихо дышать, то можно в конце концов слиться с туманом, и быть не по ту сторону природы, а вместе с ней.
Зимой бегать труднее – холодно и скользко. Но теперь было только начало октября, деревья стояли в бронзе и золоте, редкие лучи солнца время от времени делали прорези в покрове сине-серых облаков, и в пасмурном сумраке кроны сверкали веселыми яркими вспышками.
Сегодня мне бежать было особенно хорошо и легко – рабочий день предстоял простой, совсем не напряженный. На дежурство заступать только в ночь, потом – два дня отдыха. После утреннего развода я должен был зайти к командиру части насчет документов. Заканчивался пятилетний контракт, нужно было заключить новый, это была, по большому счету, простая формальность, но в таких случаях командир обычно проводил со всеми офицерами небольшую беседу.
Когда я прибежал в общежитие, принял душ, Лена уже проснулась, поставила на стол завтрак – яичницу с помидорами, гренки, чай – и сообщила мне, что сварила куриный суп, сделала винегрет, чтобы я поел в обед и перед дежурством, так как ее целый день не будет. Она ехала в Москву – собиралась зачем-то зайти в поликлинику, потом навестить подруг. Лена иногда оставалась в Москве с ночевкой – хотела провести время со знакомыми, а если засидеться допоздна, трудно вернуться в Наро-Фоминск на электричке. Я поцеловал Лену, проводил ее, переоделся в военную форму и пошел
