А. КОТОВЩИКОВА
ДЕВОЧКА СТЁПА
ПОВЕСТЬ
СЛУЧАЙ В ТРОЛЛЕЙБУСЕ
В троллейбусе было тесно и душно. Осенний день выдался тёплый, даже жаркий. Не помогали и открытые окна.
Грузный дядька в пальто нараспашку дремал, сидя у окна.
Кепка лежала у него на коленях. Лысая голова склонилась и покачивалась от тряски.
Напротив дядьки сидел человек в очках и задумчиво смотрел в окно.
У колен его приткнулась девочка лет девяти, очень на него похожая: те же мягкие черты лица, те же серые, широко расставленные глаза, только не прикрытые очками.
Из-под сбитого на затылок красного берета свисали растрёпанные светлые косички.
Вдруг девочка нагнулась к толстяку и несмело произнесла несколько слов.
Толстяк не шевельнулся.
Тогда девочка протянула руку и двумя пальцами притронулась к его шее…
Вероятно, она нечаянно ущипнула толстяка.
Тот рванулся, обалдело озираясь, прохрипел негодующе:
— Кусаться? Я те укушу!
Девочка в испуге отпрянула. Щёки её стали пунцовыми.
Встрепенулся пассажир в очках:
— Что случилось?
Весь багровый, толстяк вращал глазами:
— Ваша девчонка меня за шею кусила!
Кругом захохотали.
— Господи! — растерянно сказал пассажир в очках. — Как может быть такое?
— Да нет же, нет! — чуть не плача стала оправдываться девочка.
— А я ошшутил! — настаивал толстяк. — Кусила!
— Кусила! — передразнил длинноволосый парень в куртке на молнии. — Чепуха какая!
Девушка в цветной косынке заливисто смеялась.
Люди вытягивали шеи и спрашивали:
— Что там такое?
— Девчонка вцепилась в гражданина.
— Почему?
— Ухватилась, наверно. Чтобы не упасть.
— Ухватишься тут! Дёргает-то как. Мне уж все ноги отдавили.
— Водитель молодой, вот и дёргает.
— Кого там укусили? Может, остановить троллейбус?
Все говорили и смеялись одновременно.
В шуме сердито прозвучал голос пассажира в очках:
— Да зачем ты вообще трогала этого гражданина? Что за поведение!
И тоненький голос девчонки:
— Папа, пойми! Я просто…
— А я говорю, кусила! — твердил толстяк, пыхтя и отдуваясь.
— Извините, пожалуйста! — Пассажир в очках поднялся. — Разрешите… — Проталкиваясь к выходу, он тянул за руку дочь.
Они вышли из троллейбуса. И так никто ничего толком и не понял. Никто, кроме одного пассажира. Этот пассажир понял всё. Он хихикал и ликовал.
Лёшка Кузьмин стоял недалеко и видел, как Петелина из их третьего «а» сперва сидела рядом со своим папашей, потом встала, уступив место какой-то женщине.
Просто так, от нечего делать, Лёшка внимательно наблюдал за Петелиной. Проследил её взгляд, ставший внезапно пристальным, и тоже заметил на жирной шее задремавшего дядьки довольно большого паука. Петелина, наверно, шепнула: «На вас паук!» Или что-нибудь в этом роде. А дядька — хоть бы хны! Сонный да, вдобавок, кажется, малость пьяноват. Ну, Петелина и приняла меры: сняла паука и выбросила его в окно.
И откуда в троллейбусе паук взялся? В окно забрался? А может, дядька его на себе приволок?
И взбрело же в голову Петелиной спасать дядькину шею от паучиного укуса! Ну и укусил бы его паук, подумаешь! Может, так ему и надо.
Вышли Петелины на целую остановку раньше, чем нужно. Наверно, от стыда, что Петелину посчитали кусачей.
А Лёшка поехал дальше, до самого дома. Он смотрел в окно и видел, как, идя по тротуару, Петелина о чём-то горячо толковала своему отцу, а тот хмурился и качал головой.
ДЕВЧОНКИ ВЕРХОВОДЯТ
В третьем «а» заново распределялись по звёздочкам. Во втором классе звёздочки, конечно, были. Но состав класса немного изменился: кто переехал в другой район, кто совсем уехал из Ленинграда, одна девочка осталась по болезни на второй год. И звёздочки надо было укрепить, чтобы в каждой было больше народу: ведь ребята стали старше.
Девочки закричали:
— Мы Стёпу хотим в свою звёздочку! Хотим Стёпу! И пусть будет командиром!
А учительница уже который день была у них новая, заменяла Галину Ивановну: та заболела. Новая, молодая и совсем ни с кем не знакомая.
— Какого это Стёпу вы так любите? — спросила она с улыбкой. — Как его фамилия?
— Не какого, а — какую! — закричали девочки.
Тут поднялась Петелина и сказала:
— Командиром я не смогу. Меня не будут слушаться. Пусть Мариша будет командиром звёздочки.
— Твоя фамилия, наверно, Степанова? — высказала догадку учительница. — Тебя по фамилии прозвали Стёпой?
— Нет, это моё имя, — объяснила Петелина. — Меня зовут Степанида. В честь бабушки.
— Ах, вот как! — сказала учительница. — Значит, не хочешь быть командиром? Ребята, предлагайте кого-нибудь другого. И не могут все быть в одной звёздочке со… Стёпой. Что вы так шумите? Мне казалось, что у вас дружный класс.
— Нет! — выпалил Лёшка Кузьмин. — Совсем не дружный.
— Не ври! Не ври! — загомонили девочки. — Сам забияка, так и про других так же думаешь.
Лёшку поддержал Свистунов:
— Не дружные мы! Девчонки у нас без конца командуют.
Учительница удивилась.
— Вас притесняют девочки? Но, может быть, вы сами виноваты? Что-то не так делаете? Или, наоборот, ничего для них не делаете? Ведь в дружном коллективе все друг другу необходимы. Но нельзя стать необходимым человеку, ничего для него не делая.
Костя Гусаров, рыжеватый, веснушчатый и вертлявый, привскочил за партой:
— Нет, можно! Вот я для мамы ничего не делаю, всё только собираюсь подмести пол или что. А она говорит, что жить без меня не может. Значит, я ей необходим!
Ребята засмеялись.
— О, так то — мама! — сказала учительница. — Ну, живо, распределяйтесь по звёздочкам, мы же ничего не успеем.
Пошумели, поспорили. Некоторые девочки даже всплакнули. Наконец кое-как распределились.
Мариша Гуляева, как и предлагала Петелина, стала командиром звёздочки. Она была длинноногая, решительная, громогласная. И круглая отличница. В командиры, сказать по правде, годилась.
Однако Лёшка Кузьмин, попавший в ту же звёздочку, был недоволен. Он предлагал в командиры своего друга Гошку Свистунова. Но никто Лёшку не слушал. Девчонки галдели, как галки. Девчонок в классе было больше, чем мальчишек. Они во всём верховодили, и ничего с ними было не поделать.
Лёшка обиделся за Свистунова, перегнулся через парту к Петелиной — она сидела впереди него с Ксюшей Лузгиной — и насмешливо прошипел ей в ухо:
— Паук-то, может, ядовитый был! А ты его выкинула кому-то на голову!
Серые глаза Петелиной уставились на Лёшку:
— И ничего не
