Война за мир
Глава 1. Набег
(Я прошу Его защиты) от зла того, что нисходит с неба, и того, что поднимается на него, и от зла того, что Он сотворил на земле, и от зла того, что исходит из неё, и от смут ночи и дня, и от зла всего, что приходит днём и ночью, кроме того, что приносит с собой благо, о Милостивый!
(восточная молитва)
Глава 1. Набег
«Когда я гневаюсь на людей, я посылаю на них тюрков».
(из хадиса, приписывающего эту фразу Аллаху)
Я въехал на пригорок, недовольно сощурился против солнца и всмотрелся в указанную разведчиком сторону. Действительно, вдали, примерно в паре лиг1 от нас, в нескольких местах над зелёной кроной деревьев поднимались жирные струи, лениво сносимые ветром в сторону невидимого отсюда моря. Непроизвольно шевельнул ноздрями, как наяву ощутив запах гари и жареной плоти, хотя это, конечно, всего лишь дурная игра воображения — почуять что-либо с такого расстояния невозможно, тем более против ветра. Обернулся.
Уставшие за день люди молча ожидали моего решения. Смешавшаяся с потом пыль превратила их лица в застывшие маски. Да я и сам сейчас выгляжу не лучше. Пересохшая губа неприятно ныла, угрожая треснуть, и говорить не хотелось. Отстранённо подумал, что когда треснет, надо будет исцеление применить. Впрочем, мы доедем до города раньше, чем неудобства станут действительно ощутимыми.
С сомнением и лёгким сожалением тряхнул головой и дёрнул поводья, понукая остановившегося коня продолжить движение. Опытным воинам приказы были не нужны, и копыта их коней вновь медленно зацокали за моей спиной.
Что бы ни происходило впереди, оно успеет закончиться до того, как мы доберемся до селения.
1 Испанская лига того времени равнялась примерно 4,2 — 5,5 километрам. При необходимости главный герой мог бы думать на языке Системы (который он считает языком Бога), использующем более точные меры длины и расстояния. Но он не настолько давно покинул Арагон, чтобы перестать думать на родном языке.
(примечание автора)
В Леванте и Святой Земле леса мало, и дерево стоит дорого. Поэтому дома строят из камня. Обычно из известняка, а в случае бедноты — так и вовсе из необожженного кирпича. Выходы мрамора или базальта есть далеко не везде, так что Маргату в этом плане повезло — его стены выложены из твёрдого камня. Хаваби — поселение, оставшееся за нашими спинами, куда мы не стали заезжать, тоже сложено из камня, но это бывшая крепость, руины которой потихоньку растаскиваются на строительство домов. Когда-то ею владели ассасины. Возможно, они и сейчас её населяют, я не стал спрашивать. К слову, они тоже мои подданные. Недалеко отсюда расположена ещё одна их заброшенная крепость, но как мне рассказывали, она расположена вообще в пещере. И там тоже кто-то живёт.
Дома этого селения были сложены из серого известняка, уложенного в глиняный раствор. Их крыши, разумеется, прогорели, но сами стены — устояли. Руины дома, у которого я остановил коня, ещё дымились, а рухнувшие брёвна, поддерживавшие кровлю, дышали жаром. Вытащенное из-под них тело, похоже, было распято на рухнувших вовнутрь воротах. Огонь не успел серьёзно потрудиться над останками, но вспоротый живот, с вывалившимися сизыми кишками, срезанные уши и нос свидетельствовали, что смерть этого мужчины не была лёгкой. Я попытался мысленно прикинуть, от чего он умер раньше — от огня, дыма или ран, но не пришёл к определённому выводу. Можно было бы поворошить тело и разобраться, но смысла в этом не было.
Деловито снующие воины моего копья прокричали, что живых не осталось, а я мысленно отметил малое количество трупов. Крестьяне успели вовремя заметить угрозу и сбежать или толком не сопротивлялись? Скотина угнана, но это могли сделать и разбойники. В пыли валяются окровавленные перья, на утоптанной земле следы трапезы. Ощипали пойманных куриц, поджарили и перекусили рядом с распятым, наслаждаясь его мучениями? Скорее всего.
Великий рыцарский орден Меча святого Иакова Компостельского, в котором я до недавних пор состоял послушником, а формально и сейчас состою, неспроста носит такое название. Меня учили, что чем больше сарацинской крови ты пролил, тем ревностней послужил Богу. И надо сказать, подобные сцены здорово укрепляют такое отношение. А понимание, что мы сами подчас вели себя ничуть не лучше, посетило меня лишь недавно. Означает ли это, что сейчас я готов простить тех, кто творит гнусности? Нет, конечно.
— Что скажешь?
Успевший вернуться в седло разведчик, склонился в лёгком поклоне, не сходя с коня, и ответил на арабском:
— Турки, господин.
Я не стал спрашивать, почему он так решил. Турки так турки. В здешних краях их ещё называют тюрками. Они не арабы, не курды и уж тем более не привычные мне по Испании сарацины. В конце концов, мы, на моей родине, тоже отличаем магометан друг от друга. Почему здесь должно быть иначе? Большая часть копья за моей спиной — мусульмане, но подчиняются они мне, своему командиру. И если будет надо, — обнажат свои сабли, хоть против христиан, хоть против единоверцев. Прямо чувствую себя Кампеадором, — испанским героем, рыцарем из легенд. Его, к слову, мусульмане тоже называли «эль сидом», то есть господином. И, как и у него, в моём войске кого только нет. Впрочем, здесь и сейчас у меня только копьё из десятка воинов.
— Господин…
— Ты знал! — протолкавшись вперёд, обвиняюще выкрикнула Хехехчин. — Почему ты не приказал скакать изо всех сил?!
Люди ожидали меня стоя, давая отдых лошадям. Пристроившаяся чуть позади принцессы Мэрион незаметно для неё скорчила на миг презрительную гримасу, но тут же вернула лицу равнодушно-высокомерное выражение. Подъехав к ним, я поднял руку, пресекая новые вопросы.
— Одну минуту, ваше высочество.
Уже успевшая умыться и посвежеть Хехехчин недовольно нахмурилась, гневно раздувая ноздри и сверля меня взглядом, но смолчала. Хорошо хоть своё обвинение она бросила на языке Системы, непонятном большинству присутствующих. Я неторопливо спешился. Подскочившему оруженосцу мотнул головой, отказываясь от помощи, и вместо этого протянул вытащенную из хранилища флягу.
— Полей.
Подставив руки ковшиком, ополоснул лицо, принял
