Человечество торопилось жить, и средства массовой информации взахлеб комментировали подробности бытия, выплескивая на одуревших слушателей ушаты помоев: где-то весело звенели бокалами с шампанским празднующие погибель конкурента бизнесмены, где-то сухо трещали выстрелы бандитских разборок, бродили озверевшие от ломки наркоманы, беспробудно пьяные отцы насиловали дочерей, а матери, исключительно в воспитательных целях, прижигали сыновьям пальцы.
Тонкую грань, отделяющую мир от хаоса, по-крысиному, алчно и бездумно, прогрызал разношерстный — от бомжей до продажных политиканов — сброд. Кое-где истончившаяся до кисейной прозрачности ткань реальности не выдерживала очередного укуса, и мутный волдырь Зла вздувался на месте не успевшего зарасти прорыва и лопался, разбрасывая отравленные брызги.
Большинство попавших под ядовитый дождь умирали в мучениях, но некоторые выживали, и неизвестно кому повезло больше — погибшим или выжившим…
Глава 1
НЕОФИТ
Есть ли в мире звуки, которые вы не переносите? Скрип мела по школьной доске? Напильника по стеклу? Для меня самым ненавистным всегда был утренний звон будильника. Вот и сейчас хочется запустить по дребезжащему жестяному мучителю чем-нибудь тяжелым. Удерживают два фактора — первый: этот реликт — наследство, доставшееся от покойной бабки, и второй — все равно придется покупать новый, а таких монстров нынче не выпускают. Новомодные же электронные вякалки достучаться до меня, спящего, просто не в состоянии — проверено по нечастым ночевкам у приятелей.
Очередная победа бездушного железа — встаю и тащусь в ванную, привычно закуривая на ходу. Боги! Что за гадость добавляют нынче в курево? Не прокашляться! Не зря все-таки «Минздрав предупреждает…».
Единственный плюс моей «хрущобы» — возможность экономить время на переходах — при совмещенном санузле от унитаза до умывальника полшага. Выверенный маршрут! Сейчас умоюсь, побреюсь и на кухню — в холодильнике вчерашний кефир, в хлебнице — оставшаяся с вечера несъеденная булочка с маслом. Завтрак холостяка. Все по накатанной колее, автоматически, без участия все еще дремлющего мозга…
По крайней мере до этого злосчастного утра.
* * *
Отвернутый кран долго нутряно урчал и, смачно выплюнув шматок густой ржавой жижи, окончательно перестал подавать признаки жизни. Я растерянно повертел в руках зубную щетку и поднял взгляд к зеркалу. Отражался небритый русоволосый мужичок неполных тридцати лет, хиловатый, но с уже наметившимся животиком, оттопыривающим несвежую — надо бы поменять — майку. Не особо радующее зрелище. Гимнастикой заняться, что ли?
Досадливо поморщившись, я показал отражению язык.
В ответ оно ухмыльнулось, приподняв верхнюю губу и обнажив пару неприятного вида длинных и острых клыков…
Как ни странно, я не испугался. Не потому ли, что вспомнил соответствующий бородатый анекдот о необходимости закусывать? К сожалению, через секунду юмор ситуации перестал до меня доходить: я был сух, как пустыня Сахара, выпив последнюю стопку дня три тому назад. Неужели пора к психиатру? Ласковый врач и уютная палата, с обитыми матрасами стенками… И это перед сдачей квартального отчета! Да, наш главбух, лапочка-шеф, меня и там достанет… и сгрызет, тщательно обгладывая каждую косточку!
Может, поблазилось? Я опасливо повторил эксперимент с высунутым языком. Небритый тип в зеркале безучастно скопировал дурацкое выражение моей физиономии, как и тысячи раз до этого.
Изгруди вырвался облегченный вздох — таки почудилось! Я тут же нашел тривиальное объяснение — просто не участвовавший в механическом утреннем действе мозг досматривал последний сон. Помнится, в армии я даже в строю на марше ухитрялся спать, пристроившись к впереди идущему и уткнувшись лбом в колючий ворс влажной от росы солдатской шинели. Очень удобно… пока дорога не поворачивает.
Я улыбнулся воспоминаниям и принялся за бритье «на сухую», благо аэрозольная пена позволяла это сделать без лишних страданий. А умыться можно и на кухне, из чайника.
Более-менее приведя себя в порядок, я решил, что созрел для завтрака, и открыл холодильник. Навстречу мне вырвалось облако морозного пара. Похоже, разладился терморегулятор. То-то мой старичок «Розенлев» аж мотором трясет от усердия! Ладно, лишь бы кефир насмерть не заморозил. Сквозь пар я разглядел заветную чашку с положенной поперек ложечкой и извлек из промороженного пластикового чрева.
Достать-то я достал, но до стола донести не смог — вмиг онемевшие от холода пальцы пронзило резкой болью и чашка, ударившись об пол, вдребезги разлетелась. Вместе с ней хрустнула и распалась надвое стальная ложка… Интересно, при какой температуре сталь становится хрупкой? Если верить антарктическим историям Санина, то около минус семидесяти… Проверять по справочникам желания не было.
Кровообращение в обмороженных пальцах потихоньку восстанавливалось, и они нестерпимо ныли. Странновато начинается денек…
Тупо глядя на куски чашки и заледеневшего кефира, я опустился на табурет… и тут же взвился в воздух: то, что еще вчера служило надежной опорой моему седалищу, теперь напоминало большой ком розоватого желе, продолжавшего колыхаться от прикосновения.
Это был последний звонок — пытаясь сохранить остатки самообладания, я, пятясь, медленно удалился из кухни. Оставалось признать очевидный, хотя и малоприятный факт — я действительно сбрендил. Не вовремя! Ужасно не вовремя! Шеф обязательно решит, что я напортачил в отчете и пытаюсь избежать наказания. И это тогда, когда идеальный — «с иголочки» — отчет лежит в моем портфеле! Что делать, а? Что делать? Меня колотило. Мурашки волнами пробегали по телу, заставляя передергиваться. Я снова закурил, не обращая внимания на гадостный вкус во рту. Нет! Отчет обязан еще до обеда лежать на столе у главбуха! Невзирая на мое сумасшествие. Решено — иду на работу, что бы ни происходило вокруг. Главное — не обращать внимания на галлюцинации.
Одеться удалось без особых проблем, хотя меня не покидало ощущение, что из глубины платяного шкафа за мной кто-то злобно следит. Неприятности возникли позже, когда я подошел к входной двери: на полированном металлическом шаре дверной ручки вдруг проступило некое подобие лица с поросячьим рыльцем и маленькими глазками. Ручка тут же обрела самостоятельность и с пронзительным хихиканьем заметалась по дверному полотну, ловко уворачиваясь от моих рук. При каждом новом промахе хихиканье становилось все злораднее. Я прекратил бесплодные попытки поймать свинячью харю голыми руками и осмотрелся в поисках подходящего инструмента. Помогла обычная холостяцкая безалаберность: в углу валялась груда рыболовного снаряжения, брошенная после неудачной воскресной вылазки. Не торопясь, я достал из чехла складной подсак и повернулся к двери. Рыло на миг замерло, пытаясь сообразить, что за каверзу я сочинил.
