Солнце и Крест
«…Но вернуться туда — это означало отказаться от богатств, власти, могущества, господства, от городов, земель и целых королевств. И вот орден заметался в страхе и ярости, словно чудовищный дракон, которому вонзилось в бок копье… Большинство крестоносцев стремились к войне, сознавая, что нужно схватиться с врагом не на жизнь, а на смерть, пока силы ещё не растрачены, пока не померкла ещё слава ордена, и весь мир спешит ему на помощь…»
Генрик Сенкевич, «Крестоносцы».
1.
— Gott mit uns! — вскричал благородный рыцарь Бруно фон Кислинг и первым врубился в ряды язычников. Братья-рыцари следовали за ним по пятам, поражая азиатских варваров мечами, топорами и боевыми молотами. Девственно-белое поле, на котором повстречались два войска, в считанные мгновения окрасилось кровью. Казалось, кровь мгновенно захватила все окружающее пространство; она была повсюду. Не только на едва прикрытой снегом земле, на плащах рыцарей, на их оружии, на попонах благородных рыцарских коней — мелкие брызги крови даже повисли в морозном воздухе, и в этот кровавый туман сейчас погружалась крестоносное воинство, все дальше и глубже. Барабанные перепонки были готовы в любой момент лопнуть от невыносимого шума, лязга мечей и копий, грохота ручных бомбард и петриналей, воплей сотен раненных и умирающих — как людей, так и животных. Так не могло продолжаться бесконечно, кто-то из бойцов двух армий должен был сломаться и уступить — и первыми сломались татары. Следовало отдать им должное, воины Великого Хана были готовы сражаться и дальше, но сразу два тяжелых удара — удар засадного полка крестоносцев и гибель главного татарского военачальника — заставили их дрогнуть, отступить, а потом и вовсе удариться в бегство. Даже в этот позорный момент из уст татарских всадников продолжал вырываться их леденящий душу боевой клич «Уррагх, уррагх!», но теперь он звучал иначе — не как торжествующий вопль победоносной орды, но как крик ужаса людей обреченных и испуганных, стоявших на грани гибели и заглянувших за грань поражения. Западные рыцари, наученные горьким опытом, не преследовали разбитого противника — пусть даже в этот раз татары и не помышляли об одном из своих знаменитых ложных отступлений, в прежние и недавние времена погубившие целые вражеские армии и царства, а искренне желали спасти свои жизни. Побежденные варвары отступали с такой поспешностью, что даже бросали оружие и доспехи, дабы облегчить своих коней.
— Стойте! стойте! куда же вы?! — кричал им вслед разгоряченный Бруно фон Кислинг. — Остановитесь! Жалкие трусы! Позвольте мне убить вас! Братья!.. Бейте язычников! не давайте им пощады!.. Пленных не брать!
— Остынь, Бруно! — расхохотался барон Альберт фон Хаузер. — Все кончено! Мы победили! Победа, братья! Победа!
— Победа! Sieg! Sieg! Vittoria! Seger! Deus lo vult! Buddugoliaeth! Non nobis, Domine! — на разные голоса закричали окружавшие их рыцари.
Это был один из величайших крестовых походов, которые видел свет. На это поле явились не только братья Тевтонского Ордена, но и паладины Священной Римской Империи, преторианские гвардейцы латинского императора Константинополя, железные латники властелинов Дании и Швеции, воины из далеких западных королевств — Англии, Бургундии, Арагона, Сицилии, даже из самой Ирландии; рыцари и полубратья союзных орденов — госпитальеры, храмовники, лазариты, гауденты и многие другие. Шесть королей, девять великих магистров, двенадцать епископов, восемнадцать герцогов, бесчисленное множество малых церковных и светских князей. Казалось, весь христианский мир объединился в едином порыве, дабы проникнуть так глубоко в сердце Азии, как не удавалось ни одному из властителей Европы со времен Александра Великого. До сих пор крестоносцам сопутствовала удача, поэтому они не собирались поворачивать назад; поэтому они собирались идти дальше — через снежные равнины Тартарии, через безводные пустыни древней Персии, до великих стен загадочного Катая; идти, пока не увидят берега последнего моря — и переправиться на другой его берег, дабы скрестить свои мечи с легендарными всадниками волшебной страны Чипангу. Потому что так желает Господь — и так будет сделано, к вящей славе Его.
Прежде чем разбить лагерь и собраться у вечернего костра, победители добросовестно обошли поле битвы. Подобрали своих раненных, которым еще можно было помочь и облегчили страдания тех, кого спасти было нельзя; добивали врагов и собирали трофеи. Шедшие с обозом рабы уже привычно долбили уступами мерзлую землю, чтобы достойно похоронить павших крестоносцев. Убитых татар тоже собирались хоронить — их освобожденные от брони и оружия трупы стаскивали в кучи, которые должны были превратиться в погребальные костры. Пусть над миром царила зима, и вряд ли рыцарям грозила вспышка чумы, в крестоносной армии царила суровая дисциплина, а приказы полководцев, велевшие сжигать тела мертвых врагов, были ясны и недвусмысленны. Тем более что эту грязную работу все равно выполняли рабы и кнехты.
И, несмотря на возмущение и возражения брата Бруно фон Кислинга, христианские воины брали пленных.
— Смотри-ка! — воскликнул молодой рыцарь Август фон Каттерфельд, склонившись над очередным татарином в богато украшенных доспехах. — Этот еще жив! Дышит!
— Ну так помоги ему перестать, — пожал плечами Бруно. — Верни его в ад, откуда он вышел!
— Не спеши, — остановил его Альберт фон Хаузер. — Видишь, Август, на нем совсем нет крови. Сдается мне, он всего лишь оглушен. Давай-ка приведем его в чувство. За знатного пленника можно взять богатый выкуп…
— Постыдись, Альберт! — нахмурился фон Кислинг. — Помни, что мы отправились в этот поход не ради татарского золота, но ради торжества Господа и католической веры!
— Татарское золото ничуть не хуже золота иудеев или схизматиков, чьи сундуки и сокровищницы мы опустошали по дороге сюда, — невозмутимо отвечал фон Хаузер. — Меня устроит любое золото, на которое можно купить новые доспехи или оружие — оружие, которое поможет мне поразить еще больше врагов Христа и Святого Престола!
На эти слова даже суровый Бруно не нашел что возразить, поэтому, все еще продолжая ворчать себе под нос «не дело это», он спустился с коня и присоединился к своим товарищам. Лежавший на снегу татарский воин
