Дон Уэбб
«Пещера бессмертных»
Don Webb
«The Cave of the Immortals» (2023)
Я испытал три потрясения в тот день, когда повстречал ангела. Первое, у неё было обручальное кольцо с самым здоровенным бриллиантом, какой я когда-либо видел. Второе, её муж выглядел самым больным человеком, какого я когда-либо встречал. И, наконец, третье — она была натуральной блондинкой. Впрочем, всё это я увидел в обратном порядке. Два джентльмена, с которыми у меня возникли философские разногласия, подняли меня с табурета и вышвырнули из гостиничного бара в вестибюль. Я проехался по начищенному полу и замер как раз у ангельских ножек, узрев под короткой юбкой тщательно ухоженные райские кущи. Её престарелый муж зашёлся в приступе кашля, а она склонилась, чтобы помочь мне подняться (и открыла моему взору ещё больше восхитительных подробностей); её чёртов бриллиантище царапнул мой вспотевший лоб. Я не без труда встал на ноги, сфокусировал взгляд сперва на изумительном ангельском личике, затем на её дружелюбных карих глазах, и наконец — на свеженьком хэллоуинском декоре вестибюля «Лейквью Холидей», в гамме которого преобладали оранжевый с чёрным.
Кашляющий старикашка простёр морщинистую и бледную правую руку и произнёс фразу, которую, должно быть, репетировал целое утро:
— Мистер Ливингстон, я полагаю?
А то я не слыхал этой шутки раньше. Я утвердительно буркнул в ответ. Всё никак не мог отвести взгляд от ангела. Лишь заметил краешком глаза, что двое джентльменов из бара по-прежнему пялятся на меня с нескрываемой враждебностью. Не знаю, то ли оттого, что я чёрный, то ли оттого, что мой коэффициент интеллекта выше ста. Ангел залилась смущённым румянцем, внезапно догадавшись, что я только что видел.
— Я — доктор Натан Мортлейк. Надеюсь, что сумею исправить ваши финансовые затруднения. А это — моя жена, Анджела Мортлейк.
Ангельская дева кивнула, её прекрасное лицо порозовело.
— Вероятно, — продолжил старик, — мы можем побеседовать в вестибюле.
И мы побеседовали. Оказалось, Мортлейк разыскивал меня несколько месяцев, с того дня, как я уволился со службы. Тогда я вернулся в родной Детройт и выяснил, что моя жена: а) сменила гендерные предпочтения; б) сняла все деньги с нашего общего банковского счёта. Из чего следовал пункт в) меня больше не ждёт местечко в дилерской автокомпании моего тестя. Из чего следовал пункт г) придётся снова барыжить по мелочи, толкая пакетики с марихуаной обеспеченным белым господам в Сент-Луисе.
Доктор Мортлейк был осведомлён обо всех этих фактах. Но он не придавал им значения. Единственный факт, который имел значение: я три дня прятался от талибов в одной маленькой холодной пещере где-то близ Хемия-аль-Ден, в Нафигамнестане. И я видел там статуи.
Штук сорок обнажённых йогов, что сидели в позе лотоса, как живые. Такова была моя первая мысль, когда я забежал в пещеру: раздетые догола люди практикуют йогу. Я лишь надеялся, что они не поднимут шума. Ну конечно, они не стали шуметь. Когда моё сердце перестало стучать как бешеное, я понял: они все каменные. Фигуры были в основном мужские, и все обнажены. А потом я увидел Это.
Идол из серого камня, размером с корову. В полумраке он смахивал на павлина. Вот только у павлинов не бывает такого множества сисек. И спорю на что угодно, ни у одного павлина не бывает двух голов или щупалец вместо лап. Идол восседал в гнезде, сделанном из украшенных резьбой черепов (главным образом человеческих, но некоторые, как бы для потехи, были с гоблинскими рогами) и отсечённых рук (опять же, по большей части человеческих). Идол как будто был высечен из того же камня, что и его прислужники, но выглядел гораздо более древним из-за сколов и трещин. Я подумал, что он тутошний пещерный босс, поэтому преподнёс ему часть своего пайка. Через два дня, когда у меня закончилась еда и опустела фляжка, я забрал назад своё подношение из консервированных сосисок с тушёной фасолью. Понадеялся, что идол возражать не станет. Потом я услышал шум моторов и решил, что медленно подыхать от голода ничуть не лучше быстрой смерти. По счастью, это оказалось другое подразделение, они сбились с курса и попали не в ту долину — но они дали мне еду, радиосвязь и надежду на спасение. Впоследствии у меня состоялась беседа с армейским археологом. Были заполнены нужные бланки, люди наверху только покивали. Ведь в пещере не было ни золота, ни наркотиков, ни схрона с оружием, ни скрывающихся талибов. Так что дела пошли своим чередом: убивай и не дай убить себя, прячься и преследуй, жди и жди снова…
Я разыграл всё как по нотам. Я притворился, будто до смерти боюсь возвращения, будто из-за ПТСР у меня мозги не на месте. Будто бы я вовсе не остался без гроша и без надежды. Будто бы я не повёлся на ангельский многообещающий намёк. Но, по-моему, Мортлейку было всё равно. Я заломил конскую цену, рассчитывая в итоге вписаться и за половину суммы. Доктор Мортлейк покашлял, покашлял — и согласился. Эх, надо было просить вдвое больше.
Но ведь была ещё и Анджела.
Прошло целых две недели, пока мы не оказались в одной постели. В первый раз это случилось в лос-анджелесском отеле, где мы планировали, каким самолётом лучше добраться до Нафигамнестана. И как только это случилось, то романтика и секс понеслись всё быстрее и быстрее, зато прочие дела пошли ни шатко ни валко. Я поначалу думал, что Анджела, типа, «вернись к папочке, детка»; затем, что ей нравятся чёрные парни. А потом я понял: она просто одинока. И влюблена. Ну да, она испытывала симпатию к Мортлейку, но гораздо больше любила его миллионы. Некогда Анджела была исполнительницей экзотических танцев, однако пыталась сделать «настоящую» карьеру в качестве бизнес-администратора. Для начала она поработала у младшего из братьев Мортлейк, который сколотил многомиллионное состояние на венчурных инвестициях и любил заложить за галстук. Одной ненастной ночью он въехал в дерево. На похоронах Анджела познакомилась с чуть живым доктором Натаном Мортлейком. Из уважаемого лингвиста, обладающего энциклопедическими познаниями в индоиранских языках, он в одночасье превратился в весьма уважаемого лингвиста, обладающего состоянием в несколько сотен миллионов. В учёной среде доктор Мортлейк был знаменит своим переводом с ведического санскрита древнего тибето-бирманского ритуального текста, известного как «Чёрная Сутра». Он слабо разбирался в финансовых делах, никогда не имел в сотрудниках более чем одного бедного выпускника, и не вступал
