Алексей Елисеевич Крученых
Хулиган Есенин
Хулиган Есенин
Одна из моих книг о Есенине носит знаменательный заголовок: «От херувима – до хулигана».
О херувимах говорилось достаточно в журнале «Безбожник». Их классовая сущность исчерпывающе выявлена тов. Ярославским.
Потолкуем о хулиганах.
Теперь это – на очереди дня.
Тов. Сосновский в своей статье «Развенчайте хулиганов» («Правда» от 19/IX) весьма выразительно сопоставляет увлечение есенинщиной с ростом хулиганства среди молодежи.
Сосновский прав. Есенинщина, непомерно раздутая доброжелательно-близорукой критикой, разрослась до уголовщины.
Ничего удивительного! Ведь сам Есенин открыто заявил в свое время: «Самые лучшие поклонники нашей поэзии – проститутки и бандиты. С ними мы все в большой дружбе».
Это отнюдь не передержка, а просто цитата из автобиографии Есенина. Ее тов. Сосновский, к моему удивлению, не привел. А ведь эта фраза весьма показательна. Поэт сам определяет свою аудиторию, а следовательно – и свою идеологию.
Мною эта «автобиография» полностью приводится в книжке «Есенин и Москва Кабацкая».
Далее, Сосновский приводит ряд цитат из особенно «хулиганских» стихов Есенина, забывая при этом упомянуть, что все эти цитаты с аналогичными комментариями уже приведены в книге «Новый Есенин».
Выводы мои и тов. Сосновского совпадают почти текстуально. Ничего удивительного: общность темы, общность мыслей…
Жаль, конечно, что тов. Сосновский, перечисляя «анти-есенинские» выступления (сборник «Против упадочности» вед. «Правда» и специальный номер «На литературном посту», готовящийся к печати) забыл совершенно упомянуть о пяти моих книгах и одной статье в сборнике Пролеткульта, – буквально на ту же тему.
Сосновскому кажется, что борьба против есенинщины только теперь «начинается», а между тем я с марта месяца уже веду ее довольно интенсивно (по крайней мере, если судить по воплям, поднятым столпами «есенизма» против моей продукции!)
Дело доходило до того, что некоторые рьяные критики, и как раз из молодежи (см. «Молодая Гвардия» № 2 – 1926 г.) прямо требовали запрещения книг, как «оскорбляющих светлую память усопшего поэта». Тов. Сосновскому, конечно, следовало бы упомянуть предшественника нынешней борьбы с есенизмом.
Тем более, что мои выводы об опасности еще одной стороны есенинского творчества – тяга к отчаянию, к самоубийству, совпадают, напр., с заявлением Безыменского в статье «Прошу слова, как комсомолец». Там он говорит:
«Но может ли партия не видеть, что это увлечение отзывается на молодняке не только огромным тиражом есенинских томов, но и достаточно устрашающим количеством самоубийств», и дальше добавляет: «Есенин – яд».
Но даже Безыменский все время оговаривается, что борьбу, дескать, следует вести только против есенинщины, (а не Есенина), что Есенин «безусловно значителен».
Однако, нелепо бороться против какого-либо течения, не задевал его корня, его истока. Это похоже – увы! – на небезызвестный в литературе случай с Угрюм-Бурчеевым, пытавшимся «прекратить течение реки», навалив в нее мусору.
Тогда как я утверждал, что творчество Есенина вредно и разлагающе от самого своего основания. Продолжаю это утверждать и теперь. Полумерами ничего нельзя достигнуть.
О «полезности» есенинских стихов не решаются теперь говорить даже самые заядлые есенинцы. В лучшем случае они пытаются «смягчить выражение», квалифицировать своего кумира, как «не слишком вредного» (Оксенов). Но, на мой взгляд, такие компромиссы сейчас вряд ли терпимы.
Призыв тов. Сосновского вполне своевремен.
А его (и вероятно многих) оплошность – пропуск моих статей в ряду «антиесенинской» литературы, – я восполняю, вторично выпуская мою книгу о «Новом Есенине», слегка лишь дополненную, соответственно требованию момента.
Новый Есенин
После долгих технических задержек, – наконец, 31 марта 1926 г. вышел в свет 1-ый том «Собрания стихотворений» Сергея Есенина[1].
По этому капитальному изданию можно с известными основаниями судить о том, какой поэтический путь пройден Есениным. В одной из наших работ («Лики Есенина») мы пытались показать, что Есенин в своих стихах прошел горестный путь «от херувима до хулигана». Это положение вполне подтверждается и прекрасно иллюстрируется «собранием стихотворений». От первой страницы большого тома к последней – пролегает тяжкая дорога поэта. В начале книги помещены молодые, радостные по настроению, деревенские и церковные по темам – одни словом – «херувимские» стихи. Здесь мы видим такие образы:
Шол господь пытать людей в любови…
Я вижу: в просиничном платье,
На легкокрылых облаках,
Идет возлюбленная мати
С пречистым сыном на руках.
Она несет для мира снова
Распять воскресшего Христа!
Вся природа окрашивается для Есенина (в период 1910-17 гг.) в религиозно-мистические образы.
Схимник ветер…
…Целует на рябиновом кусту
Язвы красные незримому Христу.
…В елях – крылья херувима,
А под пеньком – голодный спас.
И еще:
…Калики…
Поклонялись пречистому спасу.
(1910 г.)
…Счастлив, кто в радости убогой,
Живя без друга и врага,
Пройдет проселочной дорогой,
Молясь на копны и стога.
(Приблизительно 1914 г.)
Пусть «убогая» радость, но все же радость, овеянная молитвенным покоем:
Хаты – в ризах образа
(1914 г.)
Этот молитвенный покой глубоко несозвучен современности, да и в 1914 году он был нежизнен и, пожалуй, ненужен. Но самому поэту он казался прельстительным, и в настроении Есенина было нечто светлое. Но это светлое настроение быстро стушевывается и под конец исчезает совершенно. К середине книга стихи приобретают новую эмоциональную окраску. В них все чаше и чаще начинают прорываться темные скорбные тона. Центральные страницы 1-го тома собрания стихотворений Есенина заняты циклами «Москва Кабацкая», «Любовь хулигана» и т. п. стихами, воспевающими кабацкое буйство и душевный разлад.
Снова пьют здесь, дерутся я плачут
Под гармоники желтую грусть.
Проклинают свои неудачи
Вспоминают Московскую Русь.
И я сам, опустясь головою,
Заливаю глаза вином,
Чтоб не видеть в лицо роковое,
Чтоб подумать хоть миг об ином.
Что-то всеми навек утрачено,
Май мой синий! Июнь голубой!
Не о того ль так чадит мертвячиной
Над пропащею этой гульбой…
Что то злое во взорах безумных,
Непокорное в громких речах.
Жалко им тех дурашливых, юных,
Что сгубили свою жизнь сгоряча.
Где ж вы те, что ушли далече?
Ярко ль светят вам паши лучи?
Гармонист спиртом сифилис лепит,
Что в киргизских степях
