* * *
Заранее вычислив участь звезды,
Что с неба падёт послезавтра,
Я из дому вышел проверить цветы,
Нектар заготовить на завтрак.
С утра, завертевшись в пустой суете,
Я жёг свое тело прохладой,
И думал о той несчастливой звезде,
Жалея, шептал ей: «Не падай…»
* * *
На город дождь идёт стеной,
Вздыхает громом,
Сверкает молнией-стрелой
Над самым домом.
Клубятся тучи надо мной,
Их дождь колеблет.
На город дождь идёт стеной,
А город дремлет.
* * *
…И в нашем радостном Эдеме,
Дарящем светлые мечты,
Исчезнет всё — развеет время
Здесь все, какие есть, следы.
Поползновения людские,
Как в пыль истлевшее тряпьё,
Рассеются… Эх, энтропия —
Она такая, мать её…
* * *
Не зря, наверно, тот, кто создал
Галактик яркие спирали
Нас отдалил от них и звёзды
Сместил в немыслимые дали.
Всё для того, чтоб наши цели
Познать вселенские соцветья
Мы с вами сохранить сумели
На многие тысячелетья.
* * *
Престранный мир, где каждый человек
Готов скрутиться в жгут противоречий
И стать для Чеховых, Толстых, Лопе де Вег
Прообразом их злободневных скетчей;
Готов и на словах, и на мечах
Он выйти победителем из спора.
А мальчики кровавые в глазах
Проявятся… Но вряд ли очень скоро.
* * *
Наш выбор сделан. Мы, надеюсь,
Не буридановы ослы,
И выберем, не канителясь…
Хоть муки выбора милы.
Милы иллюзией, что можем
Мы выбором своим сменить
Процесс с названьем «Лезть из кожи
Вон» — на процесс с названьем «Жить».
Алфавитный бред. Абецедарий
«А было всё гадким, древесно-еловым.
Ёж ждал зиму истово. Йогурт кислил.
Ломались мечты. Нарушались основы
Паразитических реверсных сил.
Телеметрия ужасно фонила.
Хрипела цветисто чужая шиншилла.
Щипал экивоками Юнг яйцевидный…» —
Мой мозг воспалённый нёс бред алфавитный.
* * *
Ах, как две наших сущности —
в принципе разные,
Плотно схвачены временем
в нечто одно:
Тошно-сочное, яркое —
и слегка несуразное,
Как «Алжирские женщины»
версии О.
* * *
Нам не нужно быть в Гернике,
Нам достаточно Горловки.
И «Алжирские женщины»
Даже версии О
Не годятся в соперники
Фрескам горловским огненным,
Что войною зловещею
Жглись на стенах домов.
Навеянное Иссой
1.
Глубится ямка под струйкой мочи;
Снег у ворот.
Журчанье чуть слышно в безмолвной ночи
Песней без нот;
Снежный покров на земле неживой
Девственно чист,
Лишь у ворот он являет собой
Исписанный лист.
2.
Облетает листва с удручённого клёна,
С отвращением падая в грязь.
Беззащитно стоять будет клён обнажённый
До весны, никого не стыдясь.
И когда новый лист, закружив над землёю,
Упадёт, не задев никого,
Мир, охваченный глупостью и суетою,
Не заметит паденья его.
3.
Словно проснулись сверчки и пичуги,
Луг осмелел,
Близкими стали далёкие звуки,
День посерел.
Свежесть несёт набежавшая туча,
Зной бороздя.
Как тяжела, и душна, и тягуча
Жизнь без дождя.
4.
Утром роса
Мне омоет прохладой ноги.
Врут небеса,
Что они по природе не строги.
Капли росы,
Охладив, испарятся, исчезнут.
В строках Иссы
Они горьким «И всё же…» воскреснут.
* * *
Отсутствие электричества
В стенаниях, матах и стонах
Весьма уменьшает количество
Приматов, увязших в смартфонах.
Становятся явными радости
Неспешного чаепития,
Беседы под плюшки и сладости, —
А там и другие события…
* * *
Совсем уж лёгкий ветерок
Вершины сосен теребит.
Был виден месяца рожок —
Сейчас он тучами закрыт.
Палитра вечера скудна,
Мир безотраден, сер, черён:
Он досера́ и дочерна
Холодным летом изнурён.
* * *
Честный игрок этот мир ненавидимый,
Шулер ли?
Многие звёзды, которые видим мы,
Умерли.
Переоценим все ценности мира,
С факелом
Выйдем искать человеков-кумиров-
Сталкеров.
* * *
Летний вечер. Как бы летний.
Воздух ледяной.
Речь гораздо междометней,
Чем порой иной.
Трудно выражаться ясно,
Если месяц как
Зубы бьют однообразно
Нервный краковяк.
* * *
С младых годов был равнодушный
К навозной сущности побед
Тот самый Авгий, чьи конюшни
Не очищались тридцать лет.
Дух разлагающейся плоти
Его нимало не мутил,
А даже возбуждал и вроде,
Вы не поверите, пьянил.
* * *
Здесь не виден за мелким чванством
Серебристой кометы хвост;
Здесь не будет порталов в пространство
Недоступных, далёких звёзд;
Здесь навряд ли здоровое семя
Будет найдено в гнили жнивья;
Здесь сгустилось донельзя время
Ограниченностью бытия.
* * *
Осень. Вечер. Угрюмая улица.
В энергетическом кризисе
Фонари отвратительно щурятся,
Словно бес от строк катехизиса.
Спотыкаясь, прохожий ругается, –
Полумрак грозит ему травмами.
Свет с трудом сквозь листву пробивается,
На асфальт ложась криптограммами.
* * *
Пусть мне твердят, что мир наш вечен,
Но если я умру,
Мир для меня сгорит, как свечи
Сгорают в прах к утру.
Исчезнут боль, любви устои,
Морали суета.
Коль я умру, весь мир накроет
Глухая пустота.
* * *
Падая, звёзды не добираются до земли —
Вязнут в мармеладе манящего лунного неба.
Они бы не долетали, даже если б могли,
Потому что отказываться от мармелада нелепо.
Этот десерт притягателен и прекрасен на вид,
Он присыпан сахаринками тонких созвездий.
Он влечёт, искушает, обезоруживает, слепит,
Как тысячи тысяч обворожительных бестий.
* * *
Зачем, коря бескрылость,
Иметь к бескрылым милость,
Не стоит ли бескрылых
На небо загонять.
И пусть себе летают,
Не ведая, не зная,
Что именно бескрылыми
Их породила мать.
* * *
К небу дым, как ласточка, взовьётся
И застынет, схваченный зимой.
Набежало облако на солнце
И закрыло тонкой пеленой.
Облако уйдёт и заискрится,
Как алмазы, свежий белый снег.
Мир в единый миг преобразится,
Зазвенит, как яркий детский смех.
* * *
Мы всё распределили –
Что, где, кому и как.
Кому на рубль налили,
Кому лишь на пятак.
Кому-то дан огромный,
Пустой ушастый жбан,
Кому-то — только скромный,
Но до краёв — стакан.
* * *
Ты жгуч и зол,
А он прелестен.
Ты не дошёл,
А он — на
