Пролог
1808 год
Тринадцатилетнюю леди Мэри Фэрбенкс — Молли, — дочь вдового графа Саттона, постоянно переполняли эмоции, чем бы она ни занималась: чистила зубы, разбивала яйцо за завтраком или каталась на своей любимой лошади. Она была уверена, что, никто не испытывает таких глубоких переживаний, как она, — по любому поводу. Вот почему ей было просто необходимо излить свои чувства перед всей компанией, собравшейся на рождественском балу у герцога Маллона.
Если она этого не сделает, то умрет.
По крайней мере, ее сердце разорвется.
Традиция уходила на сотню лет в прошлое. Молли была не первым ребенком, удостоившимся чести выступить перед взрослыми с басней или стихотворением, прежде чем те проследуют в бальный зал. Но она была первой, кто собирался прочитать им собственное стихотворение, посвященное ее глубокой и страстной любви к Родерику, старшему сыну герцога.
В стихах она назвала его Робертом. Эта маленькая хитрость потребовалась, чтобы он, как опасалась Молли, не разорвал помолвку с ее сестрой Пенелопой прямо на балу, что было бы неприлично.
Ему следовало подождать, пока бал закончится. Молли надеялась, что она не заснет к тому моменту — на тот случай, если Родерик не устоит перед желанием прискакать среди ночи в соседнее поместье к ее отцу, чтобы сделать ей предложение.
Пенелопа в любом случае не расстроится. Молли видела, как она целовалась с его младшим братом в беседке. Все это описывалось в стихотворении. Ведь влюбленная женщина должна говорить правду, не так ли?
Хотя, конечно, в стихотворении Пенелопа превратилась в Персефону, а Гарри в Барри. Никто не должен знать об их вероломстве.
Кроме Молли. Выслушав ее великолепное стихотворение, Родерик догадается, что они созданы друг для друга. Не сейчас, конечно, а когда она немного подрастет и пройдет четырехлетний курс в Академии для юных особ благородного происхождения мисс Монро в Лондоне, где девочки пьют по утрам шоколад и покупают новые шляпки, когда у них возникает такое желание.
Молли не могла дождаться, когда она поедет в Лондон!
Публика разразилась аплодисментами малышу, загадавшему глупую загадку. Пора! Молли вытерла ладони о новое белое муслиновое платье с зеленым поясом и оборкой по подолу и устремила взгляд на публику, представив себе собравшихся в нижнем белье, чтобы избавиться от нервозности.
Затем набрала полную грудь воздуха и начала читать свое стихотворение, уверенная, что это навсегда изменит ее жизнь, причем к лучшему:
Роберт, Роберт, где ты, Роберт?
Пока Персефона в беседке
Целуется с юным Барри,
Ты сжимаешь в ладони кольцо,
Которое наденешь ей на палец.
Персефона, Персефона, почему ты ранишь Роберта так больно?
Ведь Барри всего лишь Луна,
А Роберт — Солнце.
Неужели ты не видишь, что Роберт — это все,
А Барри — ничто?
Барри, Барри, почему ты не ищешь свою любимую?
Моя сестра не твоя.
Она увлечена другим мужчиной.
Но если ты отобьешь ее у брата,
Возможно, я выйду за него замуж.
Все.
Молли сложила листок со стихами и, подняв глаза, обнаружила, что в бальном зале воцарилась гробовая тишина. Она знала, что написала отличное стихотворение, но чтобы настолько?
Бросив взгляд на Родерика, она увидела, что у него отвисла челюсть. У Пенелопы тоже. И у Гарри.
Собственно, все смотрели на нее с разинутыми ртами.
Горло Молли перехватило от счастья. Любовь придала ее стихам… крылья.
Она скромно потупилась в ожидании похвалы. Однако все молчали. Аплодисментов тоже не было.
Губы Родерика сжались в узкую линию.
— Ах ты, гнусный ублюдок, — процедил он.
Гарри попятился:
— Родерик…
Пенелопа повернулась к Молли.
— Как ты могла? — сдавленно произнесла она, залившись краской.
Родерик вскочил на стол.
— Я убью тебя! — прорычал он, дико вращая глазами, а затем бросился на Гарри с кулаками.
Гарри ответил ему ударом в челюсть.
Женщины дружно вскрикнули. Герцогиня упала в обморок. Лакей подхватил ее и понес к выходу. Герцогиня подняла голову.
— Мальчики, — произнесла она слабым голосом. — Только без драк. Тем более в канун Рождества.
Молли схватилась за горло. Что происходит? Почему…
— Родерик! Гарри! — рявкнул герцог. — Сейчас же прекратите!
Но те и не подумали остановиться. Комната наполнилась криками и звоном бьющегося стекла. Взрослые и дети устремились к месту схватки.
— Родерик! — вскричала Молли. — Любимый!
Протиснувшись сквозь толпу, она увидела, что Гарри лежит на полу, окруженный осколками стекла и фарфора. Родерик, хоть и держался на ногах, выглядел не лучше. Оба тяжело дышали.
Лорд Саттон поднялся со своего места:
— Леди Мэри!
Леди Мэри! Когда отец обращался к ней так официально, Молли знала, что ее ждет взбучка.
Он указал на дверь, ведущую в главный холл:
— Отправляйся в свою комнату!
— Но это не наш дом! — воскликнула она.
Лорд Саттон побелел:
— Не важно. Отправляйся куда угодно. В любую комнату, кроме этой!
Глаза Молли наполнились слезами. Сморгнув их, она попятилась к выходу.
Но тут Гарри вскочил на ноги и, схватив Родерика за плечи, притиснул его к стене. Молли даже не заметила, как ноги понесли ее вперед, через всю комнату. Прыгнув Гарри на спину, она обхватила его талию ногами и вцепилась в его волосы, заставив запрокинуть голову.
— Оставь его в покое! — крикнула она.
Гарри резко дернулся, стряхнув с себя Молли. Она упала, больно стукнувшись о пол, но ей было некогда лелеять свои раны.
Родерик со всей силы врезал Гарри по носу. Послышался хруст, и во все стороны брызнула кровь. Гарри согнулся, схватившись за нос.
— Я никогда… — выдохнул он, подняв глаза на Родерика. — Я никогда не собирался причинить тебе вред.
Воцарилось молчание.
— О не-е-ет, — простонала Пенелопа, заламывая руки. — Родерик, перестань, пожалуйста. — По ее щекам ручьем катились слезы. — Я люблю тебя.
— Правда? — сердито буркнул Родерик.
Пенелопа кивнула.
