Николай Козлов
Наброски
Автомобильные доставалки
В СССР картошку сажало почти всё население страны, сажало, обрабатывало и убирало урожай. Когда это было заведено, не знаю, как только я подрос до десяти лет, меня, как и моих братьев водили на картошку. Загородные поля раздавались по предприятиям, перепахивались, разбивались на участки и затем обмерялись каждому работающему на этом предприятии. В землю вставлялись колышки с фамилией. Люди бурно обсуждали какая кому досталась земля и всё это происходило из года в год. Стоимость сотки была около тридцати копеек, символическая плата за вспашку и боронение. После массовый заезд на посадку картофеля, конечно, в выходные дни, с объявлением, сбором, толкотнёй и спорами, всё по-советски, по-коммунистически. Затем через какое-то время прополка. Поля выделялись не близко, в десяти-пяти километрах от города, в местах куда автобусы не ходили. Автолюбители ехали на своих машинах, а простым смертным выделяли заказные автобусы или бортовые машины с сидушками. После прополки окучивание и ближе к осени сбор урожая. Вот тогда был настоящий праздник. Довозить всех довозили, но вывоз картофеля, чаще всего, нужно было организовывать самому. Грузовые машины, как частники, грузились картофелем и развозили по домам. В эти жаркие денёчки, шофера отхватывали не мало денег.
Мы в тот год садили тремя семьями. Бабушка с дедом и трое их подопечных внука, тетя Лида с сыном Костей, и наша семья – родители и нас четверо сыновей. У всех наших трёх семей были свои наделы, свои урожаи, рядом, вместе, но свои. Выкапывали вначале дедушке с бабушкой, затем тетке, а в последнюю очередь нам. На поле мы прибыли около восьми утра, а после полудня уже заканчивали собирать урожай. Все советские люди так жили. Так садили и собирали. У нас самые крепкие копали, остальные собирали в вёдра и стаскивали в мешки, которые радостно появлялись на поле. Люди подходили смотрели друг у друга картофель.
– Не мы такую мелкую не берём даже.
Или:
– Ого, какие поросята уродились.
– Иди, соль тебе на глаз и.., что-то там на нос.
– Сашка-то, не полол не окучивал и пришел собирать, а она как горох, ха-ха. В зарослях ищет теперь.
Или:
– Вот колдуны! У них каждый год картошка одна к одной, да и в лунке полведра!
– Так и ты сади, лучшую на семена отбирай, а не на еду. И будет тебе урожай.
Оставалось четверть нашего поля. Солнце не по осеннему пекло. Нам, мальчишкам и двум нашим двоюродным сёстрам, всё меньше и меньше хотелось работать. Мы начинали чаще ходить в кусты по нужде, затем попить, затем посидеть.
– Всё! – объявила бабушка, – садимся чаёвничать перед решающим прорывом.
Все сели, кругом, женщины расстелили покрывало, накрыли стол: огурцы, помидоры, яйца, лук зелёный, хлеб, молоко, домашние пирожки и булочки оставшиеся после обеда.
– Иван, – сказала мама, иди с папкой ловить машину. Вначале зайди в контору получи аванс. Быстро перекусывайте и дуйте. Закончим без вас, а вы чтобы с машиной приехали.
– Папка, проследи за Иваном, чтобы не пил. А то как сорвётся, не остановишь.
Всё так и порешили. Дед с отцом ушли за машиной, а мы часа через два докопали картофель. Люди рядом с нами исчезали со своим урожаем. Два раза к нам подходили шофера и предлагали свои закрома. Но мы ждали своих гонцов. К шести вечера солнце светило ещё, но уже не так грело. Повеял прохладный ветер. На полях оставались единицы людей и небольшие кучки мешков. Мы теряли надежду.
К семи часам все надежды были потеряны. Где-то нашлась машина, туда были загружены наши мешки, два самых старших брата пошли быстро и налегке, чтобы встретить картофель дома. А мы поплелись с лопатами, с оставшимися порожними мешками и вёдрами.
Поздно вечером картофель был доставлен, разгружен в погреб. Мама пошла к бабушке, меня взяла с собой. У бабушки и тётки тоже всё было разгружено и убрано.
Тётка, бабушка, мама и зачем-то я, пошли искать наших автомобильных гонцов. Мама моя была маленького роста, с большой грудью. Впечатления силачки она не производила, но всё же была очень боевая. И нюх, или интуиция, или какие-то другие качества, очень скоро помогли ей найти наших потеряшек. Мне до настоящего времени не понять, как можно найти среди восьмидесяти тысяч населения, среди незнакомых домов, именно тех двух людей, и именно в том доме. Но вот мама нашла.
– Козлов и Крапивин у вас?! – крикнула мама, постучав в ворота дома, откуда слышалась музыка и громкие разговоры.
– Иди тётка своей дорогой! Нет здесь никого!
Но мама не пошла. Она открыла как-то калитку, и три женщины исчезли в темноте. Мне сделалось немного страшно. Вскоре перед домом загорелся свет. В доме наступила тишина, и вдруг начался гвалт. Несколько голосов, в основном женских, визгливых задавали тон. Продолжалось это не долго. Опять наступило затишье. Минут через пять в свете появились три наши женщины. Мама в руках держала деньги. И шла с видом победителя. Бабушка и тётка, тетка была ещё ниже мамы и худее, шли за мамой. Всё, идём домой.
– Коньяк они пьют! Колбасой закусывают! И папка-то! Седой лысый чёрт к молодухе липнет! Вот без денег, поглядим сильно они им нужны!
Не успели женщины дойти до калитки, как следом вприпрыжку появился дед. Растрёпанный, над плешиной вертикально раскачивался, словно антенна, клок седых волос.
– Катенька, ты не правильно всё поняла! Катенька, мне кроме тебя никто не нужен. Я просто за Иваном следил.
– Яков! Уйди с моих глаз! Тоже лезет к молодухе! Старый пень! Понюхать только и может, а всё равно лезет!
– Я им сказала, что сейчас участковый подойдёт и мы с ними разберёмся! – сказала мама, – от семидесяти рублей аванса, осталось только сорок три! Полмесяца жить на них!
Папа явился домой через полчаса. Слегка пьяный, виновато улыбался и просил у мамы на бутылку с аванса.
– Не подходи ни ко мне, ни к детям. Ещё заразишь нас чем-нибудь! Не знаю, что тебе на заезд собирать, все деньги пропил. Да ладно бы пропил, потаскушки вытащили!
– Тома! Я тебя так люблю! Дай на бутылку. А за детей я жизнь отдам, вон какие красавцы у нас!
– На бутылку.., где ты сейчас что купишь. На рубль, сходи к Стюрке, она тебе литр бражки нальёт.
– Тома, какая ты человечная. Как я люблю тебя! Хоть ты как крапива жгучая, но мне кроме тебя никто
