Через 10 лет после окончания школы я, наконец, впервые вернулся на родину. В свой родной, безветренный, вечно теплый городок. Именно таким он казался мне в моей бестолковой юности. Время тут не бежало, а тянулось горячей липкой смолой текущей по соснам, от которых шел сильный запах, приводящий сознание в чувство ностальгии и, создавая бурную эйфорию, которая, по сути, ничем не была вызвана. Хвойные деревья стояли в ряд, они были похожи на солдат в строю, служащих своей Матушке. Тополи, росшие совсем неподалеку, будто скребли небо своими ветками и, в то же время, ласкали их своими свежими нежно-зелеными листочками. А облака хмурились, выражая свое недовольство, становясь с каждой секундой все темнее и темней. Холод, заставлявший задуматься об ухудшении погоды, продувал голову, выбивая оттуда все мысли. Начинался дождь.
Прогулявшись по знакомой улице, завороженный ярко-огненным закатом, я дошел до своего старого дома, который, несмотря на заброшенность, стоял не потревоженный местными вандалами или мальчишками, которые так любят шататься по заброшенным зданиям. Тут меня уже ждала компания старых друзей. Они были рады моему появлению, ведь как только я был замечен, то тут же прогремели взрывы двух хлопушек и в этот же миг донесся радостный возглас парней и девушек. Все они были студентами, которые совсем недавно окончили университет в этом прекрасном городе.
Перед прогулкой я решил заскочить в свой старый дом, ведь все мое детство прошло именно здесь. Вот тут, в прихожей, я встречал своих друзей по выходным. Тут, прямо у старой, потертой плиты, почти всегда можно было заметить мою маму. А вот лестница на второй этаж, на которой я нередко падал, когда бегал, играя в игры. Последняя ступенька была немного больше остальных, из-за чего часто все, кто пытался ее переступить, могли легко удариться пальцами ног. После подъема по лестнице, свернув два раза налево, можно было зайти в мою комнату. Обои нежно-телесного цвета давно выцвели, стали блеклыми и в некоторых местах уже отходили. Шкафов тут также не было, как и всей мебели. Когда мы переезжали, мы забрали все и оставили дом на верное и долгое одиночество. Пройдя вглубь комнаты, я заметил в углу неприметную гитару, стоящую у батареи. И тут я вспомнил, как совсем давно я забыл ее тут, потому что перед самым отъездом играл на ней, так как делать было больше нечего. Я достал ее из футляра, который был почти не застегнут, и провел большим пальцем по ее струнам. К моему неописуемому удивлению, гитара была в порядке и даже не расстроена. Я тут же схватил инструмент и рванул со скоростью бури к друзьям, но споткнувшись у лестницы, я кубарем полетел с нее вниз. Стараясь не повредить гитару, я легонько бросил ее на второй этаж. Долетев, я вновь поднялся и осмотрел инструмент. На нем имелась новая, совсем свежая царапина, которая образовалась во время полета из-за столкновения с углом лестницы. К моему счастью, эта травма никак не влияла на пение искусной музыкальной души.
Мои старые друзья были удивлены и увлечены удивительной находкой не меньше меня. Многие тогда вспомнили эту гитару. Кто-то рассказывал, как после занятий мы сидели в актовом зале и играли на ней смешные, сатирические песни. Кто-то поделился историей, в которой после последнего звонка, собравшись у него дома, мы играли на этой же гитаре прощальные песни, даже не думая, что судьба вновь нас всех столкнет после стольких лет. Многие плакали, ведь эта, вроде бы самая обычная вещь, связала наше все. Она была определенным символом всех нас, каким-то ключом от нашей юности. Но как именно все, о чем говорил этот превосходный инструмент, сохранялось в нем и вызывало неописуемые чувства и эмоции, мне невозможно было понять.
Долго мы тогда сидели у слабого, но очень точно характеризующего нас в тот момент костра. Любовались неяркими звездами на темно-синем полотне, выискивали созвездия, вспоминали все, что только помнили, делились этим. И конечно же все это происходило под абсолютно разные, непохожие друг на друга песни. Подпевали все. Никто не остался в тот вечер в стороне.
Уезжал я далеко за полночь. Гитару, конечно же, прихватил с собой. Но, вместе с ней, я взял с собой какую-то маленькую частичку чего-то огромного, чего-то, что будет жить вечно в сердцах тех, кто сюда вернется не скоро, а может быть даже никогда.
