Я очень редко виделся с отцом, но я любил прогулки с ним. Он был уже совсем старый. Уже много лет мы жили без мамы. Поэтому на всех наших встречах, так или иначе, звучало хоть слово о ней. Эта прогулка не отличилась от других. Мы шли по парку и как раз обсуждали то, как она любила это место. Рак съел ее меньше, чем за месяц.
Когда мы переходили дорогу, то я остановился на тротуаре, чтобы завязать шнурки. Он на секунду остановился, а потом, увидев то, чем я был занят, пошел переходить дорогу. Когда я поднял голову, то весь мир остановился ровно на секунду.
Я видел его добрый взгляд, который будто ждал того, что произошло. Видел то, как он медленно повернул голову в сторону быстрой машины. И как она его сбила.
Я, после неизбежного шока, подбежал к нему. Он еще дышал. Но смерть была близко. Кто-то из прохожих остановился и стал звонить в скорую. Я делал искусственное дыхание, массаж сердца. Но скорая не успела. Я плакал прямо над ним.
Вы когда-нибудь держали за руку, за холодную руку, человека, которого любили больше себя? А он лежит мертвый. Вместо него должен был быть я. Если бы я не задержался и не начал завязывать эти глупые шнурки, то он бы ушел дальше и умер бы я! Я бы все изменил, если бы мог. Абсолютно все.
Я никогда не говорил ему, что люблю его. Хотя я, правда, его любил. Сильно. Так, как мог, но любил. Я никогда не говорил этого слова. Я слишком часто разбрасывался им, когда был совсем глупым. Но потом, повзрослев, я стал его бояться. Бояться реакции других на это слово. Реакции человека, которому бы говорил его. И он тоже так и не услышал. Я берег слово. Я говорил его маме, когда она готова была лезть на стены от боли, которая была в ней. Но ему – не успел. Только сейчас, сидя над его телом, я хотел сказать это. Но у меня не получилось. Я просто держал его руку.
Он всегда хотел, чтобы я одевался ярко, так, как ему нравилось. Похороны были скоро. Поэтому первым делом я решил купить костюм себе. Похоронный костюм у него был. Он был полностью черный, такой, какой я ему посоветовал. Я считал, что черный идеально подчеркивает его мужественность.
Весь день я посвятил выбору своего костюма. Я отказался от того, что нравилось мне. Я хотел выбрать то, что я бы никогда не надел. Настолько параллельные вкусы были у нас с отцом. И я остановился на малиновом костюме с черной рубашкой. Цвет мне не очень нравился, но я был почему-то уверен, что он бы оценил. Он был мне впору. Идеальный. Будто сшитый для меня. Так я провел второй день после его смерти.
В день похорон всегда слышно много плача. Я свое выплакал. Все вокруг тоже молчали. Моего отца знали многие, но все, кто пришли, были мне чужими. Что-то знакомое промелькнуло лишь тогда, когда опускали гроб. Мне даже ненадолго стало тепло и спокойно. Будто я все еще гуляю с отцом, говорю с ним и слышу его прокуренный голос.
Когда все уже было закончено и все расходились, я положил на цветы две черные розы и пачку его любимых сигарет. А сам остался тут, ненадолго.
Я повернулся в сторону уходящих людей. Среди них была девушка, которой здесь не должно было быть. Я ее не приглашал. У нее были завитые волосы и мое любимое черное платье. Оно непревзойдённо подчеркивало ее внешность. Больше всего в ней мне нравились ее глаза. Она говорила, что они у нее чайного цвета. Я видел такие глаза до этого только у одного человека. Они были очень красивыми. Она была идеальна. Когда люди исправляют внешность, чтобы найти то, что им больше всего нравится, то они тратят кучу времени на это. Я часто видел таких людей. Но в ней было нечего исправлять. Вот, волосы, которые плавно развиваются по ветру, слегка касаются ее спины с идеальной осанкой (Она не всегда была прямая и это лишь больше мне нравилось). Легкая походка была ее маленькой частичкой, без которой это была бы уже не она. Она не улыбалась. Хотя ее улыбка всегда заставляла улыбаться и меня. Робким движением руки она дотронулась до моего плеча и будто бы сказала, что все в порядке. И, знаете, я поверил в это. Может я виноват, но вовсе не в его смерти.
– Ты как узнала? Я вроде не говорил.
– Родители рассказали.
– Отменила свое выступление?
– Можно и так сказать.
Мы простояли так недолго, буквально пару минут. Наконец я встал и, молча развернувшись, ушел.
Вечер, день и ночь я провел в баре, за не одной бутылкой дорогого коньяка. Папа любил такой. Я думал о том, что так и не успел ему сказать это. Мне 25 лет, а я боюсь не говорить о любви, а любить. Я вызвал такси.
Заехав домой, я переоделся в более опрятный вид. Белый костюм и та же черная рубашка. Потом поехал в цветочный магазин и купил 5 белых роз и 2 алые. В голове всплыл адрес, не знаю откуда. Но, кажется, он был верный и я сказал его таксисту, заранее расплатившись за это путешествие.
Моя память впервые меня не подвела. Я стоял у нужного дома прямо перед дверью. Солнце уже выходило. 4:20. Я стал стучать в дверь. Через три минуты она ее открыла. Даже сейчас она была красивая. Я не знал что говорить.
– Привет.
– Вообще нормальные люди используют звонок.
– Это тебе, – я протянул ей букет.
– Спасибо.
– Я приготовил мощный монолог, но я сильно пьян.
– Я вижу.
– Поэтому я его забыл. У тебя красивые глаза. Я тебя люблю.
Те глаза чайного цвета действительно были мне близки. Я давно хотел сказать ей это, но боялся. Я никогда не отпущу ее, я понимаю, что без этих глаз мой мир будет оборван. А теперь, каждый раз, когда мы с ней пьем чай, то она вспоминает этот день с улыбкой. Я люблю эти глаза. Я люблю ее.
