Вольфганг Фауст
Танки в котле. Немецкий танкист о прорыве из Хальбского кольца. 1945
Серия «За линией фронта. Мемуары» выпускается с 2002 года
Wolfgang Faust
PANZER IM KESSEL
© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2016
© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2016
Возникновение котла
Весной 1945 года война, которую мы развязали с такими огромными амбициями, смыкалась вокруг нас подобно западне. В январе этого года я был механиком-водителем танка «Тигр I», стоявшего на наших оборонительных позициях на реке Одер. В феврале часть моего батальона была уничтожена в боях, а командир моего танка Хелман сгорел в башне. В апреле, после поспешной реорганизации, вызванной нашими потерями, я стал командовать другим танком, из состава 21-й танковой дивизии, бывшей частью громадной германской 9-й армии. Моим танком стала одна из великолепных «Пантер», которыми так гордились наши бронетанковые силы. Теперь я был произведен в звание фельдфебеля, и под моим командованием находился экипаж совсем молодых новобранцев, которые смотрели на меня как на обстрелянного ветерана в мои двадцать лет. Наши части старались сдерживать продвижение красных к столице Рейха. Однако это оказалось непосильной задачей, враг разметал наши боевые машины и прорвался к германской столице.
На последней неделе апреля западня захлопнулась. Войска красных окружили[1] всю 9-ю армию к югу от Берлина и загнали нас в лесную местность, где нам оставалось только укрыть и замаскировать наши боевые машины и ожидать приказов.
Ожидание в укрытии было форменными муками ада. Сидеть в кольце русского окружения, в чаще соснового леса, внутри корпуса 48-тонной «Пантеры»[2]. Лишь через некоторое время я полностью осознал, сколь незавидно наше положение, увидел себя со стороны, скорчившегося на месте командира танка в башне, и по спине у меня заструился обильный пот, а сердце заколотилось в груди, как кувалда. По кронам сосен над нашими головами то и дело скользили тени русских бомбардировщиков, а грохот русской артиллерии был хорошо слышен даже сквозь броневые листы корпуса «Пантеры».
Да, мы оказались в западне. Окруженные со всех сторон русскими, которые непременно отправят нас в Сибирь, как только возьмут нас в плен. Нашей единственной надеждой было добраться до американской линии фронта, проходившей вдоль реки Эльба к западу от нас – поскольку теперь американцы превратились для нас в самую большую надежду. Раньше они были для нас врагами, разрушителями наших городов, теперь же они стали теми спасителями, на которых мы только и могли надеяться, если бы нам удалось добраться до них. Стать пленниками янки означало для нас «горячую собаку» (хлеб с сосиской), похлебку из капусты и Женевскую конвенцию[3]. В плену же у красных, мы были убеждены, нас ждало рабство, Полярный круг и невозможность когда-либо вернуться на родину. Но между остатками наших частей и американцами находилась целая русская армия, которая преграждала путь к Эльбе нашей горстке танков, измотанным до предела нашим мотопехотинцам[4] и гражданским беженцам, которые брели за нами, всхлипывая и причитая, подобно похоронной процессии.
– И как долго нам придется здесь ждать, герр фельдфебель? – спросил меня мой башнёр[5].
– Скоро уж вернется наш Капо, – ответил я ему. – Капо скажет, что нам делать.
Капо мы называли между собой нашего лейтенанта, командовавшего танковым взводом. Первоначально состоявший из шести танков Pz V «Пантера», он уменьшился теперь до трех уцелевших боевых машин, а наш командир отправился к старшему из офицеров, который должен был сказать, какое задание нам предстояло.
Воздух в танке был тяжелым: в нем витали «ароматы» выхлопных газов двигателя, сгоревшего в снарядных гильзах кордита[6], машинного масла и тел пяти крупных парней, скрючившихся на своих сиденьях, не мывшихся в течение нескольких недель, а теперь истекавших потом. Я открыл люк своей командирской башенки. Сквозь него в танк хлынул свет и волна свежего лесного воздуха, напоенного ароматом хвои. В просвете между кронами сосен я увидел кусочек голубого неба с ползущими по нему облаками. Но уже в следующую минуту его прочертили струи выхлопов самолетных моторов и красные звезды на крыльях русских самолетов, а теплый ветерок донес до нас гром и вонь бомбовых разрывов.
Полная безнадежность нашего положения снова навалилась на меня.
Три наши «Пантеры» стояли среди стволов сосен в самой чаще леса. К востоку от нас танки с тыла прикрывала тонкая линия обороны немецких солдат, которую русские едва ли не каждую минуту испытывали на прочность. Теплый ветерок доносил до нас то нарастающий, то стихающий рокот их танковых моторов, могли мы слышать и хлопки выстрелов, которыми обменивались наши ребята и русские пехотинцы, сидевшие на броне танков красных. По своему боевому опыту мы знали, что советские командиры не очень-то любят запускать свои боевые машины в глубь лесов, то ли по тактическим соображениям, то ли из-за какого-то славянского суеверия; к тому же их громоздкие танки серии ИС («Иосиф Сталин»), размерами не уступающие нашему «Тигру I»[7], не могли маневрировать или даже развернуть башенное орудие между стволами деревьев, если только они не знали проходов между ними, которые были известны нам.
С северо-запада и юго-востока занимаемое нашими войсками пространство клещами танков и мотопехоты охватывали две русские армейские группировки, раздавив походя несколько небольших селений, раскинувшихся неподалеку от лесного массива. Деревня Хайден была сметена орудийным огнем и сожжена дотла, ее жители прятались сейчас в подвалах своих сожженных домов; Шлепциг, селение, в котором находилась молочная ферма и водяные мельницы, было накрыто залпом зажигательных ракетных снарядов «катюш». Канава, в которой последние семьи этой деревни пытались найти спасение, стала их братской могилой. Плотное кольцо русских сил замкнулось вокруг нас.
Здесь, в лесу, в котором мы скрывались, как раненые звери, наши три танка «Пантера» и несколько «Королевских Тигров»[8] из танкового корпуса войск СС очутились вместе с примерно 5 тысячами солдат. Бойцы из ополченческих дивизий вермахта, элитные части войск СС, рота парашютистов и, неизбежно, большое число отбившихся от своих частей солдат: в основном остатки разбитых частей вермахта, «безлошадные» танкисты, обозники, авиационные механики, артиллеристы, оставшиеся без своих орудий, и другие из дюжины прочих родов и видов войск.
Кроме них, сбившись в группки и кучки, виднелись между деревьями и гражданские жители этих мест, и беженцы из других районов Германии. Это были женщины, дети и пожилые мужчины, бросившие свои обжитые
