Утренняя почта доставила Корнелию Ивановичу Удалову авиаконверт, в котором было письмо следующего содержания:
Ты приглашен на первый СОС делегатом от Земли с правом решительного голоса. Твое явление обязательно. В случае неявления ответственность делит вся Земля, которая будет дешифиширована сроком на 34 про-ку-ла.
Первый СОС состоится с 21 по 36 июля с. г. по адресу: 14ххХХ-5:>
Транспорт, сопровождение, кормление, погребение (в случае необходимости), приемлемую температуру и влажность обеспечивает Оргкомитет СОС.
Удалов дважды прочел приглашение, потом подошел к окну и с грустью поглядел на двор. Двор был зеленым, уютным, старуха Ложкина развешивала белье, тяжелые капли воды падали с белых простыней на траву, рыжий петух взлетел на раскрытую дверь сарая и громко хлопал крыльями, из окна Гавриловых доносилась джазовая музыка, а по голубому утреннему небу плыли розовые облака, под которыми с пронзительными криками носились стрижи. И вот этот мирный, обжитой и родной мир придется покинуть ради неизвестного СОС, ради сомнительных наслаждений и реальных опасностей космического путешествия.
– Придется ехать, – сказал Удалов, отворачиваясь от окна и с нежностью глядя на Ксению, которая собирала на стол завтрак. – Какое сегодня число?
– Восемнадцатое, – ответила Ксения, поглядев на настенный календарь. – Куда собрался? Опять на рыбалку?
– Три дня всего осталось, – задумчиво произнес Удалов. – Не на рыбалку, а на первый СОС.
– И не мечтай, – возмутилась Ксения. – Хватит с нас. Небось опять пришельцы? Опять жертвовать своим временем и нервами ради галактической дружбы?
– Надо, Ксюша, – сказал Удалов и сел за стол.
Позавтракав, он пошел к Николаю Белосельскому.
Глава 2,
в которой Удалов беседует
с Николаем Белосельским
и выслушивает возражения
Николай Белосельский учился в одном классе с Корнелием Удаловым. Окончив школу с золотой медалью, уехал в область, где с отличием завершил высшее образование, а затем, заслужив уважение своими способностями и любовью к работе, был направлен в родной город на руководящий пост.
Белосельский возвращался в Великий Гусляр с большой неохотой. Он был человеком принципиальным, серьезным и объективным, а потому предчувствовал неизбежность конфликтов. Живое воображение подсказывало ему, что при известии о его скором приезде многие жители города начнут говорить: «Как же, помню Кольку Белосельского! Я с ним в детском саду баловался». Или «Колечка? Белосельский? Близкий человек! Моя двоюродная сестра Леокадия была замужем за его дядей Костей». Беда небольшого города в том, что все всех знают.
Предчувствия Белосельского оправдались. На улицах к нему подходили незнакомые люди, напоминали об общем счастливом детстве, а затем приглашали в гости или просили протекции. В кабинет проникали троюродные бабушки, желавшие улучшить жилищные условия, и приятельницы по пионерскому лагерю, лгавшие о непогасшей любви.
Белосельский стал нелюдим, избегал людей, страшась неожиданного крика: «Колька, друг!» – был строг к родственникам и похудел. Он мечтал о переводе в далекий Петропавловск-Камчатский. Но своей принципиальности он не изменил.
Удалов знал о драме Белосельского и поэтому, хоть сидел с ним шесть лет за одной партой и совместно владел голубятней, ни разу не зашел к нему домой, а встречаясь на совещаниях, сдержанно здоровался, избегая прямого обращения. Белосельский тосковал по старой дружбе и рад был как-нибудь посидеть с Удаловым, вспомнить далекое детство, но сдерживался. Борьба с фаворитизмом не должна знать исключений.
Удалов вошел в кабинет Белосельского и с порога сказал:
– Доброе утро. Я по делу.
– Здравствуй, Корнелий, – ответил Белосельский. При виде Удалова взгляд его смягчился, и ему захотелось сказать бывшему другу что-нибудь теплое. – Погода хорошая в этом году. Радует нас июль.
– Да, жарко, – согласился Удалов.
– Ты садись. Как в стройконторе дела? План сделаете?
– Постараемся, – сдержанно пообещал Удалов, сел и вытащил из кармана приглашение.
– Когда в отпуск? – спросил Белосельский.
– Уж и не знаю. Собирался в августе, да вот… Надо посоветоваться.
Он ладонью перегнал по столу к Белосельскому приглашение и стал ждать.
Белосельский внимательно прочел письмо, кинул на Удалова быстрый взгляд, затем вынул из деревянного высокого стакана хорошо заточенный карандаш и стал читать письмо вновь, помечая галочками ошибки и ставя в непонятных местах на полях вопросительные знаки. Удалов глядел в окно, за которым ворковали голуби, и мечтал о рыбалке.
Дочитав письмо вторично, Белосельский задумался, не поднимая глаз. В письме таилась каверза. Не стоило распускаться и радоваться при виде Удалова. Ведь он друг детства и потому вдвойне опасен. Недаром он все эти месяцы держался на расстоянии и проявлял тактичность. И ты, Брут, расстроился Белосельский. Уж лучше бы попросил новую квартиру. Думая так, он нечаянно встретился взглядом с чистыми голубыми глазами Удалова, увидел его гладкий выпуклый лобик, полные розовые щеки, курчавую поросль вокруг ранней лысины и неожиданно для себя спросил:
– СОС – это что такое?
– Ума не приложу, – честно признался Удалов.
– Ясно, – сказал Белосельский. Потом добавил: – Как известно, в июле тридцать один день.
– У них, видно, система отсчета другая, – сказал Удалов. – Так, может, не стоит ехать?
– Не стоит, – согласился Белосельский.
– И жена будет рада. Недовольна она моими космическими связями. Ревнует.
– О семье тоже подумать надо, – сказал Белосельский. – О семье мы зачастую забываем.
– Значит, решили? Мне же посоветоваться надо было. А с кем посоветуешься по такому вопросу? Я пошел? А то в контору опоздаю.
– Иди. Работай спокойно.
– Спокойно не получится, – возразил Удалов. – Спокойно нельзя, потому что буду тревожиться за судьбу Земли.
– А что такое?
– Дешифишировкой грозят. На тридцать четыре про-кы-лы.
– Про-ку-ла, – поправил Белосельский, заглянув в приглашение. – Чепуха какая-то.
– Конечно, чепуха, – согласился Удалов. – Может, обойдется.
Белосельский подчеркнул слово «дешифиширована» красным карандашом.
