Орион Изотов
Ночное рандеву Творца и Смерти
Ночная незнакомка
В забытом Богом маленьком районе,
В домишке, что был признан аварийным,
В старинном кресле, будто бы на троне
Сидел Творец — седой, как лунь, мужчина.
Стол перед ним… Печатная машинка –
И тишину рвёт стук лишь монотонный.
Не озаряет лик Творца улыбка,
А взгляд его — пустой, припорошённый.
Старик, окончив лист, прочёл работу
Затем, сердито сплюнув прямо на пол,
Он из кармана вынул мятую «Охоту»
И затянулся дымом горьковатым.
«Такую дрянь напишет и юнец!» –
Метались мысли серебристым роем.
— Похоже, что писателю конец. –
Своим же мыслям вслух мужчина вторил.
Он бросил взгляд в далёкий пыльный угол.
Там, отражая лунный луч украдкой,
Резное зеркало поймало взгляд безумный –
В глазах плясало пламя лихорадки.
Броском Творец послал рассказ в корзину –
Рука вдруг дрогнула, и листья разметались.
Слеза бессилия скатилась по морщинам,
Писатель встал. И тут — в дверь постучались.
На трость опёршись, он пошёл ко входу –
В висках стучало словно молотками.
Открыв же дверь, он вместе с непогодой
Впустил в дом девушку с печальными глазами.
— Постойте, барышня, вы кто? Случилось что — то? –
Мужчина озадачен был вторжением…
В ответ — лишь тихий смех. Под грома рокот
Сверкнула молния, как будто с сожалением.
Был вопль ужаса сокрыт раскатом грома.
Попятившись, упал седой писатель –
С косой в руке и балахоне тёмном
Не девушка была — людских душ собиратель.
Лебединая песнь
— Пора, Творец, тебе со мной в путь дальний, –
С улыбкой Смерть сказала, лезвием качнув.
Была хрупка она. И всё ж монументальней
Не видел ничего он, молча лишь кивнув.
И вдруг — опомнился: «Да как возможно это?
Ведь у меня — дела! Шедевры… книга…»
— Дела — у всех, чья песня вот уж спета.
Стремятся планы выполнить блицкригом
И говорят мне «Погоди, минутку»,
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно…»
Но жизнь отмерена и принцу, и ублюдку,
Что не успел — то потерял напрасно.
Холодный пот застил глаза мужчине,
Пытался с мыслями собраться он поспешно,
Смерть на него смотрела, как на сына,
Лишь повторяя: «Я ведь неизбежна».
— А если не мольба, но — предложение! –
Лицо мужчины словно прояснилось,
Рука дрожит от перевозбуждения.
— На всё готов я, лишь бы отцепилась.
— Как грубо, — усмехнулась Смерть лукаво, –
Ну что ты можешь дать мне, смертный муж?
Я с сотворения миров имею право
Курьером быть для хрупких ваших душ.
Я видела рождение двух братьев,
Что в мир открыли двери для греха.
Я буду наблюдать в пустынном мраке
Как в бездну рухнут с пирамид верха.
Древней меня на свете нет создания,
Где жизнь — там я. И, с Богом наравне,
Пожалуй, мы в основе мироздания.
Я повторюсь: что можешь дать ты мне?
Старик во время речи улыбался,
Как будто в голове составил план.
Кряхтя и чертыхаясь, он поднялся
И руку, как товарищу, подал.
— Одну лишь ночь, прошу. До первой птицы,
Что вечно под окном моим поёт.
Как только Гелиос проедет в колеснице
Коса твоя в рай душу отошлёт.
Ну а до той поры я постараюсь,
Вложить всю душу в новое творение.
И в этот раз, уж я не сомневаюсь,
Ты выразишь лишь только удивление.
— Ты хочешь удивить МЕНЯ, писатель? –
Смерть засмеялась звонко, как девчонка. –
Да… ты, похоже, тот ещё мечтатель.
Ну что ж… хватай своё перо, мальчонка.
— Прошу тебя лишь об одной услуге…
— Поосторожнее, с огнём уже играешь!
— Нет — нет, поверь, в том никакого трюка.
Скажи, со мною ночью… поболтаешь?
— Я? Поболтать? — Впервые с сотворения,
Казалось, что у Смерти нет ответа.
Творец же, не заметив напряжения,
Кивнул смиренно, глядя с пиететом.
— Я уж не молод, ты сама ведь знаешь,
Боюсь, что ночью и уснуть смогу.
А говоря с тобою, понимаешь,
Любой сонливостью я ведь пренебрегу.
— А что, вполне резонная причина.
На три вопроса я тебе отвечу,
Ну а сейчас, Творец — за писанину.
Посмотрим, удивишь ли ту, что вечна!
Соединились длани, заключая
Союз между писателем и Смертью.
И в тот же миг, как подпись оставляя,
Сверкнула молния в небесной круговерти.
Орудие жнеца
Часы пробили дважды. По — хозяйски
Уселась Смерть на старенький диванчик.
С окна тянуло ветром первомайским,
Был ветерок тот нежен и заманчив.
Творец достал бумагу, взял машинку,
Заправил лист, каретку сдвинул влево.
Потёр устало на носу горбинку.
И улыбнулся: «Вот теперь — за дело!»
Вновь монотонный стук разнёсся эхом.
Скучая, женщина разглядывала книги:
Их было много — в переплёте ветхом
С потёршимися буквами, безлики.
— Так что с вопросом? Можно задавать? –
Раздался в тишине мужчины голос.
— Коль видишь смысл в том, не мне мешать, –
Смерть засмеялась, поправляя волос.
Прищурившись, взглянула на Творца,
И молвила: «Вопрос твой отгадаю.
Что ждёт в загробной жизни мертвеца?
Отвечу тебе сразу — я не знаю!»
«Хоть и велик соблазн спросить о том, не скрою», –
В густых усах мелькнула тень усмешки. –
«Но… почему же именно косою
Людские жизни забираешь ты без спешки?»
Смерть замерла, мужчину смерив взглядом: –
«А твой вопрос хорош, скрывать не стану.
Быть может я должна быть с ядом? С препаратом?
Иль с камнем над тобой, как Каин, встану?
Приписывают много злодеяний
Лишь мне одной, мол «Смерть его забрала».
Но оставляют люди без внимания
Один момент… ведь я не убивала.
Я — тёмный жнец, что души провожает,
Я — проводник, я — гид, но не убийца.
Вот только много смертных забывает –
Убийству сами дали вы родиться!
Как думаешь, писатель, сколько смертных
Я проводила, скошенных недугом?
А сколько их от дел жестокосердных
Отправилось, исполненных испуга?
И одеяния мои чернее ночи
Не потому, что воплощенье зла я.
Ответ простой — я б тратила полночи
Чтоб с белой ткани кровь сошла людская!
Пороки, грязь, невежество и злоба –
Вот до чего весь мир вы довели.
Про то, что неисповедимы пути Бога,
Прошу тебя, мне байки не трави…
Но отвлеклась я и прошу прощения.
Ты говоришь, зачем нужна коса?
