Эдуард Полянский
ХОЧУ ВСЕ ЗНАТЬ!
Короткие рассказы
*
Рисунки Г. ОГОРОДНИКОВА
М., Издательство «Правда», 1970
Я, Эдуард Иванович Полянский, родился тридцать лет назад в один из августовских вечеров. Как сейчас помню, за окном чихала лошадь, накрапывал дождь. Акушерка дала мне зонтик и попросила сбегать за папиросами. На сдачу я купил свежий номер «Крокодила», в редакции которого сейчас работаю. Просьба к читателям посодействовать автору в розысках акушерки. Он хочет вернуть ей долг. Зовут ее Серафима Петровна. На правой щеке у нее родинка.
ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ
— Ну вот, явился, — сказал я, войдя в кабинет худрука. — Прочел объявление, что клуб набирает самодеятельность, и решил откликнуться.
— Это похвально, молодой человек, — вяло отозвался худрук.. — На чем специализируетесь? К какой сфере искусства имеете тягу?
— Конкретно ни к какой, — огорченно признался я. — Тянусь сразу ко всем сферам.
— Это бывает, — успокоил меня худрук. — Сейчас мы вас послушаем и пропишем нужную сферу. Мне почему-то кажется, что вы поете.
— И мне кажется! — обрадовался я. — Вот иногда радио поет, а я ему задушевно так подпеваю. Поначалу даже трудно разобраться, кто лучше поет: оно или я.
— Вот и расчудесно, — сказал худрук и, подняв крышку пианино, заиграл популярную мелодию. — Начинайте.
— Мне неловко при вас, — сказал я ему. — Если можно, выйдите из кабинета, я тут сам спою.
— Для кого споете? — явно нервничая, спросил худрук.
— Ни для кого, — спокойно пояснил я. — Для души. Но постараюсь, чтобы меня было слышно в коридоре.
Хлопнув крышкой пианино, он вышел.
Я откашлялся, встал на стул, сделал по примеру артистов рукопожатие на уровне груди и, закатив глаза, кой-чего спел.
Минут через десять остатками голосовых данных я пригласил худрука в кабинет.
_ Ну что же, молодой человек, — сказал он, стремительно направляясь к столу, — голос у вас силы необыкновенной. Почти изо всех комнат люди повыскакивали. Жаль только, слуха у вас нет.
__ Это, наверное, оттого, что я сам себя во время пения заглушаю, — предположил я. — Может, сплясать?
— Не нужно! — испугался худрук. — У нас потолок хлипкий.
— А я потихонечку, на цыпочках.
_ Все равно не нужно. Лучше почитайте что-нибудь. Басню «Ворона и Лисица» помните?
_ Ну как же, как же, выдающаяся басня. Ворона там еще на дереве сидела. Взяла и каркнула. Вот идиотка! Кстати, вы не знаете, какого сорта был у нее сыр? Если «Степной», то и жалеть нечего.
— Не знаю, — честно признался худрук.
_ А здорово ей эта плутовка про голосок и перышки заливала. Умрешь со смеху. А она взяла и развесила уши. Я бы ни за что лисице не поверил. А вы?
— И я бы не поверил, — кисло сказал худрук. — Так я жду.
— Чего ждете? — заинтересовался я.
— Когда вы прочитаете басню.
— Как! Прямо так сразу?
— А чего тянуть? Читайте.
— Ну, глядите: я ведь к выступлению не подготовлен.
Я залез на стул и мгновенно произнес ему эту басню. Он схватился за голову и округлившимися глазами уставился на меня.
— Где же у вас, — спрашивает, — знаки препинания?
— Я их забыл, — говорю. — Слова помню, а знаки забыл.
Он потер виски, велел мне слезть со стула и взялся за телефон.
— Слушай, Сергей Никанорович, как у тебя с голосами за сценой? — спросил он у кого-то. — Не ощущается нехватки? Я подошлю одного человечка. По-моему, у него прекрасный голос за сценой.
Я услужливо взял у худрука трубку и положил ее на рычаг.
— Рад был познакомиться, друг мой, — сказал он, похлопав меня по плечу. — Артистических данных, простите, у вас никаких. Но это неважно. Главное, что вы тянетесь к прекрасному.
И я, влившись в театральный коллектив, стал вместе с остальными его членами изо всех сил тянуться к прекрасному. Только они тянулись при ярком освещении, на глазах у всего зала, а я тянулся за кулисами и что-нибудь выкрикивал оттуда. С полгода потрудившись на этом невидимом фронте, я сделался популярным голосом за сценой и решил показаться на публике. В одном из спектаклей, когда пришло время голоса за сценой, я выбежал В своем новеньком дакроновом костюме на середину сцены, где герои пили чай, и, подсев к ним, громко крикнул: «Кому вилки, ножи точить?» Исполнители от неожиданности начали ронять чашки, а один из них, по пьесе Константин, а в жизни Павел, чтобы как-то заполнить наступившую паузу, спросил у меня: «А ножи от мясорубок тоже точите?» «Точу», — сказал я, наливая себе чай, который оказался водопроводной водой. «А ножницы?» — не растерялся Константин — Павел. «И ножницы тоже», — успокоил я его, взяв со стола пирожное. «Ну а эти… сабли?» «Можно и сабли», — сказал я, швырнув пирожное на скатерть (оно оказалось бутафорским).
После того как Константин — Павел осведомился у меня насчет рапир, шпаг, мечей, секир и дротиков, занавес закрылся.
— Как ты находишь мой дебют? — с интересом спросил я у Константина — Павла, похлопав его по щекам, чтобы привести в чувство.
Он открыл глаза и тихо спросил:
— Ну, а наконечники для стрел точите?
— Вот чего не точу, того не точу, — признался я.
В своем стремлении выйти на зрителя я был готов смести любые преграды. Режиссер понял это и поручил мне роль королевского стража. Меня нарядили в средневековые одежды, дали меч и поставили у трона королевы. Весь первый акт я не проронил ни слева. Во втором акте мне стало обидно, что все внимание зрителей поглощено королевой и ее придворными. Я встал за трон и сделал королеве рожки. Зрители, конечно, сразу заинтересовались мною. Для закрепления успеха я вернулся на место, скорчил несколько
