Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Десять дней назад, впервые пересекая этот мост, он считал, будто приехал в Риверсенд оправиться от психологической травмы, оставить личных демонов позади, свыкнуться с тем, что сороковой день рождения пришлось встретить запертым в багажнике старого «мерседеса» посреди сектора Газа. Макс Фулер послал его на это задание, надеясь, что Мартин снова станет прежним, вновь оказавшись в седле и освещая историю не из головного офиса. Сейчас на мосту приходит понимание, что возврата к прошлому нет, и он больше никогда не будет тем человеком.
Помнится, Гераклит говорил, что нельзя войти в одну реку дважды. Русло этой реки пересохло. Интересно, в отношении безводных рек изречение справедливо? Даже консультируясь с психиатром, Мартин так и не разрешил загадку, почему пребывание в том багажнике оставило в душе столь глубокую рану. Дело в накопленном стрессе, объясняли врачи, в том, что он видел и слышал слишком много, а событие в Газе просто стало последней каплей. В конце концов, он был свидетелем куда худшего: заключенные, расстрелянные из пулемета на глазах у своих семей; матери, голосящие от горя над телами младенцев, погибших в лагерях беженцев; пустые глаза выживших после потери родных и близких во время этнической чистки. Что в сравнении с этим какие-то несколько дней в багажнике?
Теперь он понимает, в чем дело. Осознал прошлой ночью, когда следил за Дарси Дефо. Неподвижно и невозмутимо тот стоял на фоне пожара и записывал впечатления, с равнодушием наблюдая за реакцией других – даже глазом не моргнул, когда Робби Хаус-Джонса еле живым вытащили из «Коммерсанта». В тот день Мартин увидел в Дефо себя. До событий в Газе он и сам был таким же безучастным наблюдателем. Разъездной репортер Макса Фулера путешествовал налегке: не привносил в материал ничего личного и ни крупицы себя не оставлял, уезжая. История всегда происходила с кем-то другим, его задачей было лишь ее засвидетельствовать, чтобы рассказать публике.
Газа все изменила. Он сам стал историей, та произошла с ним. Личная вовлеченность, никакой увольнительной от Бога, никакого права остаться в стороне от событий, от жизни. Вне зависимости от его желания, он стал непосредственным участником. События больше не касались кого-то другого. Чужие горе, опустошенность, радость в какой-то мере оседали в нем, становились частью его. Неужели раньше получалось воспринимать их иначе?
Стоя сейчас на мосту, он понимает, что прежний Мартин Скарсден исчез, исчез навсегда. За какую-то неделю до своего сорок первого дня рождения стал другим человеком, нравится это ему или нет. Увы, слишком поздно. Мэнди больше не желает его видеть. Всю жизнь он был одиночкой и все еще одинок. Наверное, таким навсегда и останется, разъездным журналистом в погоне за деньгами, только ему уже больно, он больше не равнодушен. Впервые стал в истории действующим лицом и теперь в ней придется оставить значительную часть себя. Что это? Слезинка? Сколько помнит, он с восьми лет никогда не плакал: ни взрослым, ни в юношеские годы, ни на одном из заданий, хотя порой приходилось описывать поистине душераздирающие события. Бывали времена, когда рыдали все вокруг, и лишь у него глаза оставались сухими. Интересно, почему?
Слезинка, скатившись по щеке, падает в пересохшее русло. Что толку, с горькой улыбкой думает он.
Мартин бредет в город по дороге, что спускается с высокого берега реки. Им владеет нерешительность, но игнорировать невыносимую жару дальше невозможно.
На Темза-стрит его внимание привлекает красный фургон вдалеке, припаркованный возле церкви Святого Иакова.
Мартин идет к церкви, толком не представляя, что будет делать. Здание выглядит безлико и равнодушно, как всегда. Давно привычное к палящему солнцу, оно отстраненно взирает поверх своего невысокого крыльца. Сегодня двойные двери нараспашку. Возможно, их взломали туристы. Внутри прохладнее и темнее, зевак нет, лишь фигура у алтаря, коленопреклоненная в молитве. Владелица красной машины… Фрэн Ландерс.
Мартин тихо ждет у входа, пока она закончит.
– О, это ты, Мартин. Я гадала, вернешься ли.
– Привет, Фрэн. Как твои дела?
– Не очень. По правде говоря, ужасно. Ты что-то хочешь?
– Вчера я разговаривал с Джейми в камере перед тем, как его забрали. Он о тебе беспокоится. Просил передать, что сожалеет о боли, которую невольно причинил. Уверен, парень говорил искренне.
Фрэн не выдерживает. Она оседает на ближайшую скамью и, повесив голову, почти беззвучно начинает плакать.
Мартин садится рядом.
– Фрэн, я подумываю кое-что написать. Объяснить, что случилось на самом деле.
– И ты решил поговорить со мной? – Скорее утверждение, а не вопрос.
– Да.
Фрэн смиренно кивает.
В здании есть что-то спокойное – эдакое тихое убежище от жары и палящего солнца снаружи.
Мартин включает в телефоне приложение-диктофон. Подождав, пока Фрэн возьмет себя в руки, он начинает:
– Фрэн, ты говорила, что в день трагедии пришла в церковь. И предупредила Байрона Свифта о расправе, которой ему грозил твой муж со своими друзьями.
– Да, я сказала, что у них ружья, и посоветовала бежать. А он и так уезжал сразу после службы и велел ждать его в Негритянской лагуне.
Мартин замолкает, подбирая ответ.
– Нет, Фрэн, неправда. Свифт сказал вам с Мэнди Блонд одно и то же: что вынужден ехать один. Мы знаем об этом со слов Мэнди, а также из записи телефонных разговоров из церкви. Он планировал вас обеих бросить. Скажешь, я не прав?
– Байрон любил нас. Заботился о нас.
– Верю, что так и было. Скорее всего, он хотел взять тебя с собой. Только ведь не обещал? Наоборот, сказал, что это невозможно.
Фрэн долго сидит в оцепенении, потом кивает.
– Да. Инициатива исходила от меня. – Ее голос упал почти до шепота. – Я сказала, что буду ждать его в лагуне. Надеялась, что он придет. Байрон не обещал, но я все равно надеялась.
– Так ты туда ходила? Джейми сказал, что видел тебя дома.
– И то, и другое. Я пошла домой, а оттуда – в Негритянскую лагуну. Вдруг он бы появился. Да и просто чтобы побыть там.
– А когда вернулась домой, встретила Крейга?
Фрэн поднимает на Мартина полные боли глаза, но снова опускает их, должно быть, заметив в его взгляде решимость.
– Все это уже не важно. Крейг мертв. Байрон мертв. Джейми, считай, тоже мертв. Какая теперь разница?
– Ну, раз никакой, тогда расскажи. О чем вы с Крейгом говорили?
– Я сообщила, что Байрон уезжает. Ни к чему припирать его к стене, ни к чему пускать в ход оружие, прибегать к жестокости. Он уезжает. Но Крейг все равно отправился к церкви.
– Однако оружие с собой не взял, как и его приятели.
– Джейми был дома и каким-то образом успокоил Крейга.
– Знаю. Джейми рассказал. Он признался Крейгу, что Свифт никогда его не домогался и Херб Уокер подозревает священника зря. Мол, если бы к ним с Алленом пристал какой-нибудь педофил, ему бы не поздоровилось.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
