Женя вдруг расплакалась, Ольге еле-еле удалось ее убаюкать и уложить в кроватку. Мельком глянула на себя в зеркало и ужаснулась: потная, растрепанная, нос почему-то до сих пор перепачкан в земле, и никто ведь не скажет!.. В колонке еще оставалась горячая вода – надо теперь себя пойти привести в порядок.
Достала из шкафа чистое белье и платье, спустилась вниз.
Симочка стучала ножом на кухне.
Ольга вошла в ванную, полную пара и мыльного духа, – и вдруг у нее закружилась голова от суеты, от жары, от волнения. Немного приоткрыла окошко, выходящее в сад, налила в ванну теплой воды, быстро помылась и встала перед зеркалом, чтобы причесать мокрые волосы. Они сохли на глазах, вились вокруг пальцев, вокруг расчески…
Вдруг резко подуло в спину – наверное, окно распахнулось. Ольга повернула голову и тихо ахнула, встретившись взглядом… с Василием Васильевичем, который стоял в саду и, вытянув шею, смотрел на нее.
Он похудел страшно, осунулся, оброс бородой, глаза его стали огромными, и смотрел он на Ольгу с таким выражением, какого она никогда не видела и даже не могла представить, что увидит это выражение в его глазах. Так жадно на нее смотрел когда-то Андреянов, однако тогда это было омерзительно, постыдно, а сейчас… Сейчас Ольга почувствовала, как кровь ударила в голову, напряглось тело, в горле пересохло от неведомой прежде жажды…
И тут же она очнулась, потянула на себя полотенце, забормотала что-то бессвязное: мол, сейчас она затопит колонку снова, ванна будет готова через пятнадцать минут…
Василий Васильевич прикрыл створку, отошел от окна, и через мгновение Ольга услышала, как он поднимается на крыльцо.
Радостно заверещала Симочка, объясняя все сразу: и про то, что Ася ушла его встречать, и про кума-охранника, который с утречка прибежал, предупредил, поэтому и дом намыт, и обед сготовлен, и ванночку они сейчас мигом спроворят…
– Как же вы с Анастасией Степановной разминулись?!
– Да меня из какой-то боковой калитки выпустили, – донесся до Ольги голос Василия Васильевича. – Вообще мое освобождение – такая же темная история, как и арест…
Больше он ничего говорить не стал.
Ольга вышла уже одетая, собравшая в кулак крохи спокойствия, поздоровалась и сразу убежала наверх, чтобы принести Женю.
Обедать Василий Васильевич отказался – решил Асю ждать, погладил Женю по голове, поискал взглядом Ольгины глаза, но она упорно смотрела в сторону…
Он пошел в ванную.
– Симочка, – умоляюще сказала Ольга, – я вон там, на коврике, в саду посажу Женю, а сама за Асей сбегаю. Что-то она не возвращается. Все еще там, наверное, ждет… Уже половина первого, она, конечно, извелась, что Василий Васильевич не выходит. Я бегом – туда и обратно. Пригляди за Женей, очень тебя прошу!
Симочка кивнула:
– Да, беги. Конечно, беги!
Ольга выскочила из дому, но не успела добежать даже до калитки – в сад ворвалась Ася. Недавно тщательно уложенные ее волосы были растрепаны, платье в пыли, чулки на коленях порваны – видимо, упала. Сумки вообще не было в руках. А лицо… Безумное, потерянное!
– Ася! – крикнула Ольга. – Он дома!
– Оля! – простонала Ася, похоже, не услышав, не поняв ни слова. – Его не отпустили! Не отпустили Васю! Вышли какие-то другие люди, а его не было! Не было! А когда я хотела что-нибудь узнать у охраны, меня прогнали и пригрозили, что арестуют, если я не уйду! Я бежала… я так боялась… Его не отпустили, Оля! Я же говорила, что нельзя верить, что этого не может быть!
– Асенька, – осторожно подошла к ней Ольга, – я же говорю, он уже дома. Вы просто разминулись. Василий Васильевич сейчас в ванной.
– Кто? – спросила Ася, болезненно щурясь. – Кто такой Василий Васильевич?
– Прекрати! – крикнула Ольга, с ужасом слыша в своем голосе такие же истерические нотки, какие звучали в голосе Аси. – Я говорю, твой муж дома! Он уже вернулся!
– Ася! – раздался радостный голос, и на крыльцо выскочил Василий Васильевич – босой, лохматый после ванны, еще не побрившийся, в брюках и рубашке, кое-как напяленных на мокрое тело. – Асенька! Я здесь!
Ася прижала руки к сердцу, повернулась на одном месте и внезапно грянулась наземь.
Ольга и Василий Васильевич бросились к ней, суетливо, испуганно начали поднимать…
Голова ее беспомощно заваливалась, глаза были открыты, но почему-то упорно смотрели куда-то в сторону.
– Асенька, – бормотала Ольга, то похлопывая ее по щекам, то с силой растирая руки. – Асенька, очнись!
Василий Васильевич молчал. Потом опустил жену наземь и осторожно прикрыл ей глаза.
– Зачем? – тупо спросила Ольга. – Зачем?..
Василий Васильевич притянул ее голову к своему плечу, уткнулся ей в затылок, зарыдал короткими, отрывистыми, страшными рыданиями. Его слезы мигом намочили ее волосы. И только тогда Ольга поняла, что случилось.
Москва, Сокольники, 1918 год
Гроза закричал от боли! Все померкло перед глазами, а когда он снова обрел зрение, то оказался лежащим на ступеньках веранды. Двор был залит светом автомобильных фар. Гроза увидел Лизу, которая стояла рядом с ним на коленях, беспомощно стиснув руки и с ужасом переводя взгляд то на каких-то вооруженных людей, которые вбегали в дом, то на Павла, азартно машущего им.
Гроза с трудом узнал его, такой торжествующей ненавистью было искажено это знакомое, всегда замкнутое, равнодушное лицо.
В тот же миг в доме раздались выстрелы.
– Папа! – отчаянно закричала Лиза, вскакивая и порываясь взбежать по ступенькам, однако Павел успел схватить ее за руку и дернуть к себе.
– Тебя не тронут, стой здесь! – рявкнул он и с торжествующим, победным выражением обернулся к какому-то человеку с «наганом» в руке: – Вот он, Гроза!
– Ты хорошо поработал, Ромашов, – небрежно бросил этот человек, и Гроза узнал Артемьева.
Они посмотрели друг другу в глаза, и в краткий миг этого обмена взглядами, потрясенного с одной стороны и насмешливо-снисходительного – с другой, Грозе вдруг стало понятно, что происходило и что произошло, как если бы у него открылось некое новое, тайное, всепостигающее зрение.
Он увидел Павла, который украдкой отправляет Артемьеву письмо, а потом тайно встречается с ним и доносит ему о замыслах Трапезникова.
Он увидел, как легко Артемьев овладевает полной зависти и ревности душой Павла, страстно ненавидевшего Грозу и Трапезникова, который явно отдавал предпочтение Грозе, а не Павлу.
Он увидел, как Павел подслушивает разговор Николая Александровича и Лизы, таясь в кладовке Кузьмина, однако в последнее мгновение успевает спрятаться под кроватью в соседней комнате, а потом незаметно выскользнуть из дома.
Он увидел, как Павел, по наущению Артемьева и с его поддержкой, телепатирует Грозе, Трапезникову и Лизе строки из «Поединка», чтобы спасти Ленина, который благодаря этому оказался только ранен, но не убит Дорой…