Матиасу высокомерный тон шеф-повара показался невыносимым и наглым, хотя сам Маевски, конечно, этого не замечал.
И поскольку у Матиаса не было ни малейшего желания и далее беседовать с этим пролетарием, он лишь кивнул, на большее у него не хватило сил.
Карло принес еще пива, которое Маевски моментально схватил и жадно отпил из бокала.
Карло удалился.
В ресторане было тихо. Очевидно, все повара ушли, и Алекс, наверное, ушел тоже.
Маевски был полностью сосредоточен на поглощении пива — глоток за глотком, без перерыва вливая его в себя, чтобы достичь уровня алкоголя, при котором он мог расслабиться.
В необычайно тихой и безлюдной кухне было нечто таинственное и призрачное.
— Ну что ж, я должен попрощаться с вами, — сказал Матиас и отставил в сторону свой бокал, где осталась половина пива. — Завтра утром я собираюсь уехать. Если движение будет не слишком интенсивным и я не попаду в пробку перед Флоренцией, то вечером уже окажусь в Тоскане и буду сидеть с вашим коллегой в итальянской остерии.
Маевски сидел, уставившись в свой бокал.
— Приятного путешествия.
Матиас удивился, заметив, что глаза Маевски за несколько минут налились кровью, словно он пропьянствовал всю ночь. Значит, ему не надо прилагать особых усилий, чтобы достичь уровня, который позволяет забыть, что он — безнадежный неудачник, жизнь которого потерпела крушение.
— Доброй ночи, — сказал Матиас и вышел из ресторана через зал.
Карло тоже нигде не было видно.
Холодный ночной воздух пошел ему на пользу. Он пару раз глубоко вздохнул и направился к своей машине. Жаль. Матиас надеялся, что до отъезда ему удастся спокойно поговорить с Алексом, но этого, увы, не произошло.
Он попытается дозвониться к нему — в конце концов, им ведь не надо будет читать друг другу романы по телефону. Может, Алекс расскажет ему, каким представляет свое будущее. Если он вообще представляет, что это будущее у него будет.
Дойдя до машины, Матиас на секунду задумался, не вызвать ли такси. После бутылки вина и половины бокала противного теплого пива он рисковал попасть под проверку полиции, и тогда о свидании с Джанни можно будет забыть.
Риск был очень большим.
Его сердце дико колотилось, потому что до того, как он познакомился с Джанни, таких мыслей у него не возникало.
«Я нужен Джанни, — подумал он, — я его принцесса. Я забочусь о нем, я его лучший друг. Счастливым он может быть только со мной. Он не сможет жить без меня, и я не хочу его разочаровать».
Он вставил ключ в замок зажигания и поехал.
Было ноль часов тридцать четыре минуты.
66
Тоскана, понедельник, 5 октября 2009 года
Хотя Матиас спал всего лишь четыре часа, он не устал. Словно ведомый загадочной силой, он ехал бодрый, сосредоточенный. Слушал исключительно музыку Дзуккеро, остановился один-единственный раз, съел багет с салатом и сыром, выпил два кофе с молоком и помчался дальше. В южном направлении.
За перевалом Бреннер ему стало совсем легко на сердце. Он проехал Флоренцию, в порядке исключения не попав в пробку, позвонил Джанни, назвал ему приблизительное время своего прибытия и к семи вечера уже добрался до Монтебеники.
Это был торжественный момент. Здесь у него были кусочек… родного дома и новый друг.
«Джанни, конечно, бесконечно счастлив, что я скоро буду с ним», — подумал Матиас. Еще примерно час, и его тоска закончится.
Он ехал по деревенской улице наверх к остерии и удивлялся, насколько здесь пусто. Никто не шел к мусорным контейнерам, никто не сидел у окна, даже ни одна кошка не перебежала ему дорогу.
Окна остерии тоже были темными, а на двери висела табличка «Закрыто. Выходной день».
Матиас поехал дальше до площади. Та же самая картина, словно все вымерло.
«Что произошло?» — подумал Матиас и посмотрел на часы. Было довольно темно, возможно, все сидели по домам и ужинали или смотрели вечерние новости, но он не слышал ни голосов, ни даже звука работающего телевизора или отдаленной музыки по радио.
На пьяцце стояли всего лишь две машины. Одна, которую он не знал, и маленький красный «фиат» Джанни. Сердце Матиаса подпрыгнуло. Значит, он был здесь и ждал в квартире!
Матиас вышел из машины, открыл ворота гаража, через который можно было пройти к кладовой, и заехал в него. Потом закрыл ворота и прошел по узкому переходу и по каменным ступеням лестницы к двери.
Джанни открыл и улыбнулся.
Он показался ему еще прекраснее, чем прежде.
Матиас не ожидал, что встреча настолько потрясет его. Ему в голову не приходило ни одно приветствие. Любые слова в этот момент казались банальными. Поэтому он молча обнял Джанни, задержав его в объятиях несколько дольше, чем обычно, и расцеловал в обе щеки.
— Чао, Джанни, — сказал он наконец и посмотрел ему в глаза. — Спасибо, что ты здесь. И как хорошо, что ты ждал меня!
— А-а… — Джанни сделал рукой типично итальянский жест, словно бросая что-то себе за спину. — Я ждал недолго. Может, четверть часа. Massimo[97]. У тебя была buon viaggio?[98]
— Прекрасно! Никаких пробок, никаких помех, никаких проблем. Мне понадобилось всего лишь тринадцать часов, а это, когда едешь один, почти рекорд.
— Иди сюда! — сказал Джанни. — У меня есть sopresa[99] для тебя.
Матиас прошел через маленькую переднюю, где Джанни поставил античный гардероб, который ему очень понравился, в большую кухню, и был по-настоящему потрясен. На окнах, выходивших на castelletto, висели тяжелые парчовые гардины, щедро расшитые золотым орнаментом.
Матиас говорил Джанни, что он хочет такие гардины, что это его мечта, но так и не нашел ничего, что хотя бы приблизительно соответствовало его представлениям. И вот они висели здесь! И были красивее, чем он мог себе представить.
В кухне перед рабочей поверхностью и мраморными колоннами, которые соединяли стойку с потолком, стоял огромный, грубый деревянный стол, который уже был в квартире, а к нему были дополнительно куплены подходящие стулья. На столе — светильник на пять свечей, который Джанни где-то раздобыл и который, собственно, и придавал столу по-настоящему величественный вид.
Свечи были зажжены.
Стол был сервирован толстой, типично тосканской керамической посудой разного цвета и рисунка, но все вместе гармонировало прекрасно. Начищенные до блеска серебряные приборы и сияющие винные бокалы на длинных ножках придавали столу блеск.