Он двинулся вперед.
– Так вы будете прыгать или нет? – заорал Матален.
Дез Арно уже собрался было ответить, но тут Монспегюр своим зычным голосом, звеневшим от гнева, бросил:
– Для человека, которого выбросили из окна маркизы де Босежур, маркиз де Матален ведет себя слишком дерзко.
Дуэлянт, рассчитывая на известную всему городу небылицу, смерил Монсегюра взглядом, вновь поднял перед дез Арно трость и сказал:
– Прыгайте, я прошу вас!
Едва он произнес эту фразу, как тросточка, разломившись на четыре части, полетела ему в лицо. Не успев ничего понять, дуэлянт почувствовал, что его схватили за пояс и подняли высоко над землей. Это майор, обезумев от ненависти и гнева, собрался с силой отшвырнуть его от себя на два десятка шагов.
– Постойте, Монсегюр! – воскликнул дез Арно.
– Что вам угодно? – спросил майор, по-прежнему держа бретера над головой.
– Позвольте мне, в свою очередь, тоже спросить у господина де Маталена, не соблаговолит ли он сам прыгнуть.
Эта остроумная шутка спасла маркизу жизнь, ведь Монсегюр, силы которого, как я уже говорил, удвоились, уже замахнулся, чтобы грохнуть маркиза о стену, столкновения с которой тот наверняка пережить бы не смог. Но сдержался, поставил бретера обратно на землю, повернул к себе лицом и наградил двумя самыми звонкими оплеухами, которые тот только получал в своей жизни.
Маркиз позеленел от ярости и стыда.
– Я убью вас! – завопил он.
– Не получится, приятель, – сказал Монсегюр. – На этот раз твоей баронессы не будет рядом, чтобы отвлекать мое внимание. Ты был убийцей, теперь тебе на один день придется опять стать дуэлянтом.
– Вы прекрасно знаете, что со мной вам не совладать.
– Неужели! Хватит болтать, увидимся завтра утром.
Вокруг главных действующих лиц этой сцены собралась огромная толпа. Она почтительно расступилась, чтобы пропустить майора и дез Арно, но проводила свистом бледного, как полотно, Маталена, который размашистым шагом отправился домой, чтобы приложить к щекам грелку и дать волю своему гневу.
– А теперь, мой дорогой дез Арно, – сказал Монсегюр, голос которого продолжал немного дрожать, – я больше, чем когда-либо, хочу отправиться в ваш зал для занятий фехтованием.
На следующий день противники встретились на песчаной пустоши Арлака. Матален выбрал шпаги, но Монсегюр, в дополнение к двум превосходным испанским клинкам, захватил также пистолеты и кавалерийские сабли.
Дуэлянты встали в положение к бою и по сигналу дез Арно, выступившего в роли одного из секундантов майора, скрестили клинки.
На этот раз Маталену пришлось нелегко. Монсегюр, накануне немного попрактиковавшийся в фехтовании, орудовал шпагой на редкость искусно. К тому же его силы и ловкость подпитывала собой ненависть.
Через пять минут рубашки непримиримых врагов кое-где уже были запятнаны кровью, но серьезных ранений ни один из них не получил. Дуэль остановили, чтобы противники могли отдохнуть.
Когда они вновь встали друг напротив друга, секунданты заметили, что Матален был заметно бледнее, чем в начале сражения. Что касается майора, то он совершенно не изменился и насколько вчера неистовствовал, настолько сегодня был спокоен.
Клинки сначала высекали искры, затем стали осторожно прощупывать друг друга. Сталь искала путь к человеческой груди. Выпады чередовались с уловками, обманными движениями и хитрыми маневрами. И в защите, и в нападении оба действовали как опытные дуэлянты. Это была поистине прекрасная дуэль между одинаково сильными противниками.
Наконец Матален почувствовал нечто совершенно необычное, с чем до этого ему сталкиваться еще не приходилось. Шпага в руке майора стала совершать странные, загадочные движения, не предвещавшие ничего хорошего. Он сериями наносил контрответные удары, чередовавшиеся с головокружительной быстротой. В этих условиях рука маркиза, вынужденная следовать за каждым подобным маневром, быстро стала уставать.
Решающий момент был уже близок. Матален встревоженно готовился отпрыгнуть назад в том случае, если шпага майора проложит дорогу к его сердцу.
Вдруг в воздухе будто сверкнула молния. Матален на шаг отступил и поднес руку к груди.
– Ничего, все в порядке, – сказал он.
Маркиз пошатнулся. Подбежавшие к нему секунданты увидели, что от шпаги у него в руке остался лишь короткий обломок. Отбивая очередной удар, он ее сломал. К тому же бретер лишь чудом остался жив, потому как вонзиться в сердце клинку майора помешала лишь грудная кость.
Матален тут же пришел в себя и сказал:
– Шпаг у нас больше нет.
– Остаются пистолеты, – ответил Монсегюр.
– Нет! – возразил Матален, сопровождая свои слова решительным жестом.
– Тогда сабли, – предложил Монсегюр.
– Пусть будут сабли, – одобрил его выбор маркиз и деланно рассмеялся.
Противники вооружились двумя большими саблями, также известными как кирасирские палаши, и вновь заняли положение к бою. На этот раз схватка хоть и не отличалась чрезмерным искусством, зато блистала стратегией и великолепием.
Последствия обманных движений и ложных выпадов были серьезнее, чем в случае со шпагами, и Матален уже несколько раз успевал отразить удар лишь в самый последний момент.
Монсегюр опять провел серию молниеносных атак. Затем, навязав противнику мысль о том, что за ними, как и до этого, тоже последует решающий удар, расхохотался в душе и с быстротой молнии обрушил саблю на голову маркиза.
Отбить этот удар маркиз не успел, но в самый момент резко отклонил голову вправо, поэтому клинок скользнул по волосам и, не встретив на своем пути других препятствий, кроме уха, начисто его отсек.
Матален завопил от боли, но тут же устыдился и, чтобы загладить минутную слабость, сказал:
– Ничего страшного, сударь, ничего страшного, нас не должна остановить эта царапина.
Не удостоив его ответом, майор вновь встал в позицию и, когда Матален в отчаянии бросился вперед, вновь ударил его по голове.
Но на этот раз удар пришелся по правой части черепа – в результате маркиз остался без второго уха и значительной части щеки.
Боль была настолько невыносимой, что Матален, потеряв много крови, рухнул на песок. Больше десяти минут он катался, терпя невыразимую муку.
Монсегюр ждал, когда бретер признает себя побежденным.
– Господин де Матален, может, вам немного передохнуть, чтобы прийти в чувство? – спросил он.
Но тот был не в состоянии ему ответить.
– Господа, – сказал один из секундантов маркиза, – не знаю, пожелает ли наш доверитель вновь сойтись в бою с господином Монсегюром, но на данный момент мы полагаем, что он больше не в состоянии держать в руке оружие.
