Книга Сегодня - позавчера - Виталий Храмов

Бородач повёл нас к браконьерской гати. Сначала мы вышли к болоту, где и утопили наш БТР, так хорошо послуживший нам, тем более что бензин был на исходе. Остатками бензина облили повозки и «Шевроле», выпотрошив из него всё, что посчитали ценным. Пока горела машина, а она сгорела быстро, перекурили. Сгоревший остов машины БТРом столкнули в трясину, потом кухню, Жук-1 заблокировал палкой педаль газа и выбежал через задние двери, а БТР пополз в трясину. «Ганомаг» медленно тонул, мы потопали, а «жуки» стояли и смотрели до последнего, пока круги чёрной воды не сошлись на месте погребения уродского представителя амерского автопрома и не менее уродского представителя вермахта, затягивая его ряской, пряча.

Потом шли вдоль болота, нагруженные поклажей, носилками, ведя под уздцы навьюченных коней. Стрельба и взрывы вокруг учащались, кольцо сжималось. Сжимались колечки и у моих бойцов. Они всё чаще бросали взгляды на Бородача, но тот был невозмутим, рубил топором молодые деревца на длинные шесты.

Пошёл снег. М-да, по болотам лазить в такой холод – удовольствие преотвратное. Но и выбора у нас не было. Принять бой под миномётами – не выход.

– Мокроступы бы сплести, – сказал Бородач.

– Ага, и ковёр-самолёт. Скатерть-самобранка и меч-кладенец желательны в комплекте, – ответил я ему, – где?

– Да ищу я, ищу!

Только через час он повел нас через топь, тщательно ощупывая путь шестом. Лошадям завязали глаза – они боялись. Разведчики наши уже отошли к самому краю болота, тревожно смотрели на нас. Потом пошли следом. Метров через двести мы пересекали маленький островок с тремя чахлыми голыми берёзками. Тут поставили два МГ и десяток разведчиков, улёгшихся плечом к плечу.

– Леший, это Медведь. Видели, как мы шли?

– Видели.

– Отходи, мы прикрываем.

– Если мы сейчас отойдём, они увидят. Минами накроют всех. Уйдите подальше. Мы прикроем.

– Леший, Алёша, не дури! Дуй быстро сюда. Это приказ.

Леший не ответил.

– Борода, мать твою! Чего встали? Мин ждёте? Веди людей!

– Леший! Леший! Отходи! Приказываю! Расстреляю!

– Как, интересно?

– Алёша, – я стал уговаривать умоляющим голосом, – всё получится, я чувствую, только время не тяните! Сейчас надо, прямо сейчас, а то поздно будет. Поверь, пожалуйста. Вы мне дальше тоже нужны.

Рация не ответила, но несколько кочек сползли к кромке воды, вошли в воду и медленно поплыли к нам.

– Это не все! И шестов у них нет, – сказал один боец, вскочил, схватил три шеста и вбежал в воду, побрёл по пояс в воде к «лешим».

– Леший, отзывай остальных!

– Двое остались, Батя. С пулемётом. Рация их со мной. Они не пойдут. Сами уходить будут. Снимайтесь с острова. Вы – мишень!

– Уходим. Через одного.

Замелькали темные силуэты в падающем снегу. Хлопнули приглушенные нашими эрзац-глушителями выстрелы, выплюнул в лес короткую очередь МГ с берега.

– Не стрелять, – быстро приказал я, – не видно ни хрена, только себя обозначим.

«Лешие» уже близко.

– Остальные – отход. Очистить остров.

Бойцы, втягивая воздух сквозь зубы, опустились в воду, пошли, пригнувшись, догонять отряд.

В воздухе провыли и рванули на берегу три мины. Тут же ещё три. «Лешие» дошли.

– Алёшин!

– Я, командир. Уходить надо, – ответил один из мокрых кусков грязи.

– Отзывай ребят.

– Поздно, командир. Они пошли в отрыв. И нам пора.

Пулемёт ударил сбоку, несколько раз хлопнула винтовка. Враг ответил минами.

– Пошли, командир. Нам не впервой немца за нос водить.

Пошли.

На моих глазах эти менты, по сути, превратились в бывалых ветеранов. Сколько мы на фронте? Неделя? Две? По ощущениям – полгода минимум. А как заметен разрыв в уровне моих бойцов и тех, что мы освободили. Хотя и те тоже ведь воевали. Мне было бы приятно думать, что это благодаря моему руководству они стали такими, но я так не думал. Ничему я их не научил, а сам учился вместе с ними. Дело было, скорее всего, в качестве человеческого материала. В госбезопасности абы кого не держали. Ребята рассказывали мне, как их приглашали на работу в ГБ. Приглашали лучших из лучших. Такой вот социальный лифт. Образование элиты. В моё время ГБ не являлось элитой. Или этот социальный механизм был демонтирован, или я слишком мало знал мир, в котором жил.

Но это всё лирика. А вот почему немец нас отпустил в болото?

– Странно, – пробормотал я.

– Что? – спросил Алёшин.

– Почему нам дали уйти? Я бы пошёл на штурм, если бы увидел, что добыча уходит.

– И они бы пошли. Это мы их перехитрили. Они сначала кидались в атаку на наши засады. А потом поняли, что мы их дурим. Минами стали закидывать, но не штурмовали, а отдавливали.

– Не понял тебя.

– Они искали обоз, броню, эту машину. А видели только пеших и то, издалека. Они думали, мы опять их дурим, увести пытаемся от обоза и в болоте прячемся. Сейчас по следу «Ганомага» пройдут, поймут. Ага! Слышишь? Поспешить надо. Сейчас со злости тут всё минами закидают!

Я смотрел на Лешего, будто впервые видел. Да, сильно вырос в военном искусстве этот парень. Война – она хороший учитель, но строгий экзаменатор. Там, в лесочке, остались половина наших «леших». Они не сдали экзамен, погибли, но сдержали врага, дали нам уйти.

Смурное небо над нами засвистело противно и страшно – это там, сзади, захлопали миномёты. Мины поднимали столбы болотной грязи, гнали вонючие волны. Обстрел не был прицельным – они нас не видели, били по площади.

– Сунуться? – спросил сам себя Леший, поднося рацию к уху.

Близкий разрыв окатил нас с ним болотной жижей, столкнул с гати. Я сразу стал тонуть. Нет ничего хуже болота! Мало того что холод пробирал до костей, с ног до головы в ледяной вонючей жиже, так оно меня теперь ещё и засасывает. Но я не дурак, чтобы так тупо сгинуть!

– Лёша! Не делай резких движений! Раскинь руки. Я тебя вытащу!