Напрягаясь всем телом, сжимая древко оружия, Александр увидел впереди нескольких верховых в круглых шеломах-куяках, в таких же, одетых поверх кольчуг рубахах без рукавов. В руках их были копья и треугольные щиты. Они добивали двоих новгородцев из чела полка. Кто-то, в залитом кровью доспехе, попираемый копытами коней, катался по земле, пытаясь еще спасти свою жизнь. Князь интуитивно тронул своего жеребца туда. Краем глаза он видел, что Ратмир был рядом, ошую от него. Целясь копьем в скрепу бармицы у подбородка одного из юрьевских немцев, он с криком нанес удар. Но копье не достигло цели, отбитое железным щитом-таржем. Второй удар ему не дали нанести. Выбитое тяжелой секирой соседнего немецкого всадника, оно вылетело из рук князя. Александр увидел, что теперь над ним занесен длинный и тяжелый меч. Подхватив круглый щит и подняв его над головой двумя руками, молодой князь с трудом отразил страшный удар. Затем удары посыпались с боков и сверху еще и еще. Но щит пока хранил юношу, сердце которого поразили страх и ужас смерти.
И тут перед глазами Александра вдруг явился златокудрый воин в золоченых доспехах и серебристом, струящемся как крылья корзне. Князь узнал его. Он был похож на покойного московского князя, дядю Владимира. Как сквозь сон вспомнил, что видел его в далеком детстве в Успенском соборе в праздник Рождества. Но теперь глаза златокудрого воина были широко открыты и, не мигая, смотрели в очи Александра. Зрачки остановились и в их глубине пылали божественный гнев и огонь. Протянув десницу князю, златокудрый вонзил огненную молонью в его десную длань у большого пальца и растаял…
Вскричав как от ожога, юноша увидел свирепые глаза врагов и швырнул в них изрубленный щит. Стряхивая кольчужную рукавицу с десной обожженной длани, вырвал тяжелый харалужный меч. Через мгновение, привстав на стременах, крутя над головой харалугом, он обрушил его на головы и плечи врагов. В сердце его не было уже и тени страха, но пылали, как ожог, тот божественный огонь и гнев, что он узрел в глазах златокудрого. Еще через мгновение один из немцев, сбитый копьем Ратмира, упал под кованые копыта коней. Другой, опешивший от ярости противника, хотел повернуть своего коня, но, истекая кровью, через посеченную князем кольчугу, припал к холке жеребца, а затем повис на стременах. В холодной ярости молодой князь обрушил удар на очередного врага. И тут харалуг князя обломился, ударившись о ребристый скат немецкого шелома. Верхняя часть клинка размером в пядь отлетела в сторону. Александр потянулся было уже за булавой, висевшей у десного бедра на паверзе, но тут вдруг увидел перед собой рукоять другого меча, поданного ему верным меченошей. Сжав зубы, в благодарном молчании принял меч. А одесную, круша тяжелой палицей шеломы, выи и плечи юрьевских немцев, в исступлении прорывался к ним дядька Феодор Данилович…
Князь Ярослав Всеволодович наблюдал за схваткой с прибрежного холма. Он видел, как переславцы и новгородцы смяли юрьевскую конницу и гнали ее к воде. Но ошее плечо низовских полков напоролось на лучников и кнехтов, выставивших тяжелые копья. Там переславцам пришлось плохо.
Тем временем через брод уже «лезли» немцы из Медвежьей Головы. Князь Ярослав велел немедля двинуть дмитровский и тверской полки на помощь воям, уже дравшимся с юрьевцами и бить немцев у «переалаза» через брод. Пешим новогородцам велено было быстро двигаться вдоль берега реки строем и на плотах, а затем ударить по врагу. Через четверть часа дмитровские и тверские кмети уже били из луков по юрьевским кнехтам и стрелкам, дравшимся у брода, и по немецкой коннице, переходившей реку. На берегу же, на версту выше брода, развернулась кровавая сеча. Половина эстов давно уже была перебита. Оставшиеся в живых, бросив оружие и срывая доспехи, переправлялись через реку, кто как мог. На песчаных отмелях, у кустов ивняка, в сухих зарослях осоки, стоя по колено или по пояс в воде, дерзко отбивались отброшенные к Эмбаху братья-рыцари, опытные воины и оруженосцы. Многие из них уже потеряли коней, но предпочли биться в пешем строю, чем бежать. Русичи гвоздили их сотнями стрел, рубили секирами и мечами, кололи копьями и сулицами, но немцы, укрываясь щитами от смертоносных ударов, упорно держались за кромку берега. И вот из-за поворота реки показались плоты с новгородским ополчением. Другая часть пеших новгородских воев быстро двигалась берегом. Придвинувшись почти вплотную, новгородцы пустили в рыцарей и эстов сотни стрел. Сопротивление оборонявшихся стало быстро ослабевать. Тем временем у брода разыгралась еще одна трагедия. Лишь немногие конные вои из Медвежьей Головы смогли достичь берега и вступить там с русичами в рукопашную схватку. Остальные были ранены или повернули коней.
Кони вынесли князя Александра, Ратмира и дядьку Феодора, как и многих других новгородцев, к реке немного выше брода. Здесь против русичей уже вперемежку дрались оденпские и дерптские воины. В этом месте река уходила ошую и была большая песчаная отмель, а выше по течению стояли старые заросли осоки. Влажный светло-серый песок мешал быстро двигаться коням, утопавшим в нем по бабки. Александр видел, что многие немцы были еще верхом. Разгоряченные схваткой всадники, поднимая брызги, с ходу влетали в реку, загоняя коней по грудь в воду. Кто-то, склонясь на уровень седла, плескал себе водой в лицо, кто-то пытался сделать хоть несколько глотков. Тут многих ранили или побили стрелы. Русичи вслед за немцами направляли коней в реку и там, в воде, завязывалась новая схватка. Вот двое — переславский кметь и немец обломили клинки мечей и, выхватив ножи, сцепились, стремясь поразить противника в горло, закрытое бармицей. В смертельных объятиях оба обрушились из седел в воду, подняв столп брызг. Лошади с ржанием прянули в стороны. Вода забурлила и окрасилась кровью. Через несколько секунд обессиленный, жадно хватающий ртом воздух, немец поднялся из воды, стекавшей с него ручьями. Но русская стрела ударила его в бедро, и он вновь упал в воду.
Разгоряченный, взмыленный жеребец нес князя прямо в реку. Александру сильно хотелось пить, кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось в груди, но он, не подпустил коня к воде, а резко осадил его. Жеребец напрягся всем телом, встал на задние ноги, захрапел и отступил назад. Князь заметил, что край его светлой рубахи, выпущенный из-под чешуйчатого панциря у ошеего бедра, багровеет от свежей крови. Он чувствовал боль в левом боку на уровне нижних ребер. Понимая, что ранен, все же кинул харалуг в ножны, вновь вырвал лук из налучья и приложил стрелу. Одесную его свистнула стрела, пущенная Ратмиром. Александр прицелился. Саженях в двенадцати от него кто по колено, кто по щиколотку в воде стояли семеро немецких воев в безрукавных рубахах с крестами. Они дружно и плотно держали щиты, поднятые на уровень груди и с мечами в руках, готовились принять удар новгородцев. Князь пустил стрелу в одного из них в кольчужном капюшоне, чело которого не было закрыто личиной. Стрела пришла точно в цель — в десную сторону лика. Немец вскрикнул и откинулся навзничь, падая в воду. Следом поток стрел с берега накрыл и остальных. Били с малого расстояния и потому очень точно и сильно. Трое немцев, поймав коней за узду, всели в седла и, понукая их, поплыли к другому берегу. Из тех же, что оставались на месте, один, уронив щит, припал на ошее колено, держась рукой за раненую стрелой грудь. Другой — захрипел, повалился ничком в воду, ибо стрела вошла ему в горло. Третьему стрела рассекла ноговицу и вонзилась в икру десной ноги. Этот рыцарь развернулся и, что-то крича, пошел в воду. Из реки навстречу ему повернул один из плывших верхом воев. Он тянул в поводу второго коня. Раненый попытался поймать узду и лечь на седло. Это удалось ему, и он заставил жеребца плыть к противоположному берегу.
