Говорил ли он о своей матери, приказавшей убить другого Эдварда, сводного брата Этельреда, чтобы к нему перешла корона?
Она поежилась, как будто ее шеи сзади коснулась холодная сталь. До сих пор у нее нет собственных детей, которые в ее сердце заняли бы больше места, чем дети ее мужа. Сможет ли она когда-либо в будущем подстроить убийство одного из сыновей короля ради восхождения своего собственного? Одна лишь мысль о том, чтобы запятнать свою душу кровью ради обретения короны, привела ее в ужас.
Следом за этой в ее сознание вползла еще более страшная мысль. А дети Этельреда не увидят в ее ребенке угрозу своей власти? Если бы ей пришлось поднять руку на детей Этельреда, чтобы защитить своего ребенка, смогла бы она это сделать? «Господи Боже, — взмолилась она беззвучно, — никогда не посылай мне такого ужасного испытания».
Голос короля вернул ее к действительности.
— Вам делает честь, миледи, что вы проявили сострадание к этому ребенку, — сказал он, следуя своим размышлениям. — Да наградит вас Бог своим собственным.
Эмма замерла в нерешительности.
Может быть, сейчас, когда он скорбит о смерти сына, сказать ему, что она уже беременна? Будет ли у нее более благоприятный случай?
По крайней мере, в эту минуту между ними воцарилось согласие.
— Милорд, — заговорила она, ощущая себя словно на краю темной бездны, — я уже беременна. Надеюсь, что рожу вам сына еще до конца зимы.
Она ожидала его ответа, все еще не до конца уверенная, что сказала об этом в нужное время. На его лице не отразилось ни удивления, ни радости, ни удовлетворения. Он даже не взглянул на нее.
— Если это будет мальчик, — произнес он, — мы назовем его Эдвардом.
Король вновь направил взгляд на трепещущие тени.
— Теперь оставьте меня. Мне нужно побыть одному.
Эмма на мгновение уставилась на него, изумленная тем, как легко этот человек заменил одного сына другим. Она собралась было уйти, но остановилась, увидев Этельстана, стоящего в дверях. С каменным лицом он наблюдал за ней. В его глазах она прочла, что он слышал обещание отца назвать дитя, которое Эмма носила под сердцем, Эдвардом, и от этого между ними разверзлась бездна, которую уже никто из них не сможет одолеть.
Он холодно сверкнул на нее глазами, прежде чем отвести взгляд в сторону.
Она быстро проскользнула мимо него, прижав руку к сердцу и ясно понимая, что, возможно, вынашивает соперника Этельстана в стремлении к короне Англии.
Этельред глядел на восковое лицо своего мертвого ребенка и размышлял, не покарал ли Бог его сына за грехи отца? Или просто у Эдварда была такая судьба — покинуть этот мир столь рано?
Как король и отец он сделал все что мог, чтобы оградить своих детей от того зла, которое несли им враги. Но были в жизни и иные опасности, которые ни объяснить, ни постичь человек не в состоянии. Эдвард таял у него на глазах, и не в его власти было это предотвратить, хотя он и король.
Он взглянул на тени позади гроба, чувствуя, что там его брат, другой Эдвард, затаился в сумраке наподобие большой хищной птицы. Боже, как он его ненавидит! Он тошнотворно смердит могилой, забивая медовый запах горящих свечей. Это вонь его собственного вечного проклятия.
Его охватил страх перед злобным призраком, кожа покрылась липкой испариной. Но при том, что душа короля трепетала, в нем поднималась ожесточенная ярость. Что делал фантом его брата здесь, рядом с бездыханным телом ребенка, ни в каких преступлениях не повинного? Неужели мертвый король, у которого так и не родился собственный сын, пришел сюда упиться горем отца? Или его привлек запах разложения?
Или, может, убиенный Эдвард пришел забрать душу этого мальчика, носившего его имя?
Его лицо исказила гримаса, и, когда в груди Этельреда стала разрастаться знакомая мучительная тяжесть, он под гнетом страха и боли повалился на колени. Король закрыл глаза, объятый дурманящей вялостью. Но все же он боролся с охватывающим его оцепенением, надеясь отыскать способ навсегда усмирить неприкаянный дух своего брата. Можно ли заключить с умершим сделку? Мог ли он предложить выкуп за избавление от бесконечно преследующего его ужаса?
Проведя языком по запекшимся губам, король взялся за простой деревянный крест, стоявший у гроба.
— Я посвящу тебе сына, — зашептал он, — другого Эдварда. Он будет твоим наследником, твоим этелингом. Клянусь в этом крестом нашего Спасителя. Тебе достаточно этого? Ты оставишь меня в покое, править королевством?
Затаив дыхание, Этельред всматривался в сумрак в ожидании знака, что эта клятва избавила его от безжалостной мстительности брата, но тень рассеялась, омерзительная вонь гниения улетучилась, и он не слышал ничего, кроме монотонного пения монашек.
Сделав глубокий вдох, король еще раз взглянул в лицо своего мертвого сына и позавидовал Эдварду в том, что он предстанет перед Богом невинным. Ему была неведома подозрительность, его не изъедали черви ненависти и страха.
Из уважения к королевскому семейству архиепископ Вульфстан отложил свой приезд в Винчестер на несколько недель, а когда он наконец прибыл, торжества были отменены. Он провел при дворе короля целый месяц, так как его отъезду мешали дожди, не прекращавшиеся всю весну, угрожая продолжиться и летом. Урожай обещал быть скудным, и люди жили в постоянном страхе перед викингами, которые могли вернуться и отнять у них то малое, что еще оставалось.
В конце концов в начале июня, невзирая на непогоду, архиепископ собрался выехать в Йорвик. Его свита, состоявшая из дюжины церковников, полусотни личных телохранителей и трех старших сыновей короля со своими вооруженными отрядами, была достойна духовного владыки — вероятно, самого влиятельного среди духовенства во всей Англии.
Этельстан, который должен был поехать во главе процессии, под проливным дождем ожидал вместе с братьями приказа о выезде. Он был рад удалиться от надоевшей тесноты двора Винчестера, желая встретиться с жителями северных графств. В частности, он хотел оценить настроения и лояльность народа Нортумбрии по отношению к его отцу и к Вульфстану, их новому духовному пастырю.
Сейчас вся свита ожидала архиепископа, который прощался с монаршей четой на крыльце дворца. Этельстан, чей взгляд непреодолимо влекла к себе королева, видел, как Вульфстан, благословляя, поднял руки над головами венценосной пары. Эмма была одета в черное, поскольку после Эксетера носила только этот цвет. Правда, сегодня ее наряд оттенял яркий блеск толстых золотых браслетов на запястьях — несомненно, подаренных его отцом, ожидающим рождения ребенка.
Официально об этом пока не было объявлено, и случайный наблюдатель, безусловно, не смог бы догадаться о ее беременности. Эмма была по-прежнему высока и поразительно стройна, а кожа ее была такой светлой, что, казалось, светилась изнутри. Нет, причина заключалась в отношении к ней короля. Даже сейчас Этельред стоял, поддерживая ее под руку, заявляя о своих правах на нее, словно она была какой-то давно принадлежащей ему собственностью, ценность которой для него открылась только сейчас. И действительно, Этельстан заметил перемену в отношении своего отца к королеве в ту самую минуту, когда она пыталась его утешить, объявив, что скоро родит ему ребенка вместо умершего Эдварда.
