Книга Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - К. Рехаге

Я пришел в Турфан. Город расположен ниже уровня моря, и летом это самое жаркое место во всем Китае. Я попрощался с Бурханом, потрепал по волосам его сынишку и вышел из уйгурской деревни на север.

Вскоре на горизонте снова показались Пылающие горы, и я подошел к цветной инсталляции, посвященной «Путешествию на Восток». На ней установлен огромный термометр. Я встретил группу туристов из Гонконга, которые от души смеялись над этой безвкусицей. Они спросили меня, почему я путешествую пешком, и я ответил, что просто хочу что-то такое пережить.

В сумерках я пришел в Турфан, снял комнату в большой гостинице и упал на кровать. Я отправил Джули эсэмэс. Она ответила: «Поговорим утром». Утро наступило. Я выспался, повозился с блогом и разобрал фотографии. Сейчас чуть больше четырех, на экране высвечивается ее имя: «Джули».

Я делаю двойной щелчок по картинке рядом с ее именем, появляется черное окошко, идут гудки. Щелчок, картинка медленно открывается, и вот я вижу ее. Она сидит в своей комнате в Мюнхене, на столе перед ней стоит стакан чая, она смотрит в камеру. Она прекрасна.

– Эй, – так и говорю я, – ты выглядишь прекрасно.

Она улыбается и смотрит в сторону, потом спрашивает:

– У тебя хорошая гостиница? Ты хорошо поел? Как там твои ноги?

Я отвечаю, что все в порядке. Я только должен идти быстрее, если не хочу к зиме оказаться в трудных областях. Может быть, я смогу где-нибудь перезимовать и выучить русский. Может быть, вместе с ней, когда у нее будут каникулы?

А в ответ – тишина. Я спрашиваю:

– А как у тебя дела?

Тишина.

– Ляйке, – наконец произносит она. Обычно она не называет меня этим именем. – Я хочу расстаться с тобой.

Я не испугался и не пришел в ужас. Я спрашиваю:

– Почему на этот раз?

Она говорит, что раньше мечтала, что я буду с ней. Она даже надеялась, что где-нибудь поднимется восстание, и я прекращу идти. Но она поняла, что для меня что угодно важнее, чем она.

Я спрашиваю, а как же лето в Чэнду? А Хайнань? А как же мой визит в Мюнхен?

Тишина. Она говорит по-немецки:

– Все это прошло. Я отдалилась от тебя.

И вот нам уже больше нечего сказать друг другу. Она молчит, я навожу мышку на «Завершить разговор» и нажимаю на кнопку.

Я знаю, что окошко закроется только тогда, когда я отпущу кнопку. Я смотрю на Джули, она отворачивается, я отпускаю кнопку. Окошко закрывается.

Пустой экран. Она ушла.

Я ложусь на кровать и смотрю в потолок. Пару секунд нет ничего, кроме белой комнаты и мягкого белья. Потом до меня доходит. Сначала медленно, по капле, потом как поток, пробивший себе дорогу, и, наконец, осознание накрывает меня с головой, как океан.

Джули на самом деле ушла.

Когда я наплакался вдоволь, я звоню отцу. Он говорит:

– Вот черт.

Но я не должен забывать есть и пить, говорит он. И еще. Он бы хотел сейчас меня обнять.

Мне нужен воздух. Я выбегаю из двери, несусь по коридору, вниз по лестнице, мимо регистратора, к выходу. И вот я стою на свободе и оглядываюсь. Я вижу высокого уйгура – сторожа парковки, он носит усы и униформу. Я подхожу к нему, раскидываю руки, он удивленно смотрит на меня, а я обнимаю его и проливаю слезы на его мундир. Он похлопывает меня по плечу и бормочет что-то на уйгурском. Это похоже на голубиное воркование.

Я иду дальше, вниз по улице, до углового ресторанчика, в котором вчера ужинал. Хозяева родом из Сычуань, провинции, в которой родилась Джули. Они спрашивают, все ли со мной в порядке. Я сдерживаю слезы и, не выбирая, заказываю два блюда, чтобы взять их с собой в полиэтиленовом пакете. Потом я возвращаюсь в гостиницу.

Я захожу в холл, прохожу мимо стойки администрации, ставлю ногу на первую ступеньку. Потом разворачиваюсь и иду обратно к администрации.

– Есть ли здесь кроме меня еще иностранцы? – спрашиваю я.

Администратор смотрит на меня в замешательстве.

– Я бы хотел познакомиться с иностранцами, – говорю я и стараюсь придать голосу как можно более обыденную интонацию.

Она кивает. На пятом этаже живут двое мужчин из Голландии, они единственные иностранцы. Она говорит это со странной интонацией, но я не углубляюсь в расспросы. Я бегу к лестнице.

Коридор в гостинице долгий и темный. Я стою перед коричневой дверью с полиэтиленовым пакетом, полным еды, и глубоко дышу. Голландцы, думаю я. Большие, спокойные люди. Я стучусь, дверь открывается, появляется широкая черная борода. Я вижу кафтан. Белый головной убор. На меня смотрят два сверкающих черных глаза.

– Извините, – говорю я на английском, – я искал гостей из Голландии.

Он кричит что-то в комнату позади себя, и появляется вторая борода. Она выглядит менее пугающе.

– Мы из Голландии, – говорит большая борода, – что тебе нужно?

– Мне очень жаль, я думал, вы голландцы.

– Мы и есть голландцы, – его глаза начинают поблескивать.

– Но откуда же вы родом?

– Из Афганистана. Что тебе нужно от нас?

Я стою со своим полиэтиленовым пакетом в коридоре и раздумываю, может стоит просто уйти отсюда. Но потом я все-таки говорю:

– Мне нужно, чтобы меня кто-то обнял.

Обе пары глаз над бородами стали круглыми от удивления. Они смотрят на меня, пока я пытаюсь им объяснить, что со мной произошло. Что я хотел идти домой из Пекина. Что она ушла. Что я все разрушил. Слезы капают на ковер, пакет с едой шуршит у меня в руках. Оба смотрят на меня.

– Объятие? – спрашивает наконец большая борода. – Хорошо. С кем из нас?