Ей все стало понятно. Ее хотят всего лишь посадить в машину и куда-то увезти. Мэгги перестала сопротивляться и поздравила себя с маленькой победой. Как ни крути, а она вынудила их заговорить. А это уже что-то! Ведь они до сих пор молчали и ничего ей не объясняли. Они не хотели с ней говорить, но она их заставила. Пусть это был всего лишь приказ — лиха беда начало! Им пришлось заговорить с ней, чтобы она добровольно села в машину. А это уже, как ни крути, называется переговорами. Ты мне — я тебе. Вы говорите со мной — я сажусь в машину. И пусть руки у нее связаны, во рту кляп, а на глазах повязка…
В машине, помимо нее, было еще как минимум четверо: водитель, еще один рядом с ним и двое по бокам от нее. Собственно, они втроем еле втиснулись на заднее сиденье. Их колени плотно соприкасались с ее коленями. И как только Мэгги подумала, что среди них есть тот, кто тогда лапал ее в подворотне, она почувствовала новый позыв к рвоте и едва справилась с собой.
Машина тронулась с места. Мэгги потеряла счет времени и не могла сказать, сколько они находились в пути. Лишь время от времени слышала, как шофер давил на гудок, призывая освободить ему дорогу.
Наконец машина замедлила ход и остановилась. Она услышала, как со стороны шофера открылось окошко и почти тут же закрылось. Очевидно, они проехали какой-то пропускной пункт, где ему пришлось показать свои права или удостоверение личности. Куда ее привезли?.. И кто эти люди?..
Машина вновь тронулась с места, и Мэгги почувствовала, что дорога пошла вниз под уклон, а через минуту шум улицы остался позади и они как будто оказались в закрытом помещении. Очевидно, это подземная автостоянка. У нее ни с того ни с сего вдруг разыгралось воображение и нарисовало страшную картину: полицейское оцепление и два окровавленных трупа: Ури и… ее.
Машина вновь остановилась, и шофер заглушил мотор. Задняя дверца открылась; тот, что был справа от нее, выбрался наружу, а тот, что слева, стал ее выталкивать. Мэгги на этот раз не артачилась. Она и рада была выбраться из тесного пространства машины, в которой давно уже нечем было дышать.
Ее ввели в какую-то дверь, потом помогли подняться по лестнице, втолкнули, очевидно, в какое-то помещение и отпустили.
— Отлично, начинайте.
Мэгги настолько не была готова услышать английскую речь, что даже не обратила внимания на сам голос, который произнес эти два слова. Кроме того, что это был мужской голос. Какое это произношение? Израильское? Арабское? Мэгги вдруг поняла, что так эти слова мог произнести любой: хоть еврей, хоть араб, хоть чистокровный американец…
А спустя несколько секунд она наконец поняла, что этот человек имел ввиду, когда сказал «начинайте». Ее принялись обыскивать. Чужие крепкие руки заскользили по ее одежде, не пропуская ни одной складочки. Кто-то присел и стал лапать ее за ноги. Мэгги вся напряглась, боясь пошевелиться, и лишь молила, чтобы это унижение побыстрее закончилось.
«Ищут табличку… вот идиоты».
Они вынули у нее из кармана мобильный телефон и кошелек…
В последний раз с ней происходило нечто подобное на блокпосту повстанцев в Конго. Тогда она страшно переживала — вдруг боевики узнают, что она американский дипломат, и арестуют ее. Но теперь-то совсем другой случай — эти люди точно знают, кто она такая…
Наконец обыск закончился, и Мэгги услышала, как находившиеся в комнате люди обменялись несколькими приглушенными репликами. Они поняли, что у нее при себе ничего нет, и теперь, очевидно, думали, что с ней делать дальше. Может, даже решали, стоит ли ее отпускать… А может…
Не прошло и минуты, как все началось заново. Но только на сей раз все было гораздо хуже…
Сначала ее разули, затем бесцеремонно стянули серые брюки, одолженные Орли. Мэгги отчаянно замычала и оказала очередную попытку сопротивления. Но ее держали слишком крепко. Когда похитители начали стягивать с нее свитер, они вспомнили, что у нее за спиной связаны руки. К ней подступили сразу двое. Один рассек чем-то острым скотч и тут же перехватил ее руки. Второй стащил через голову свитер и топик. После этого ей вновь связали руки.
Мэгги осталась в одном белье. Ее охватила паника. Большего всего на свете ей сейчас хотелось провалиться сквозь землю. Или умереть.
А обыск тем временем продолжался, только на сей раз руки шарили не по одежде, а по голому телу. После того как похитители убедились, что таблички действительно нет, возникла небольшая заминка. А затем Мэгги вновь услышала тот самый голос:
— Давайте-давайте…
Сначала с нее сдернули бюстгальтер. Она услышала, как его режут ножом, пытаясь что-то отыскать между слоями ткани, а затем к ней вновь кто-то подошел и лишил ее последнего, что на ней было. Мэгги дрожала, все ее тело свело невыносимой судорогой. Не будь черной, плотно прилегающей повязки на глазах, из них хлынули бы слезы. Против ее воли. Ибо она не хотела дарить им это удовольствие. Не расплакаться — это было все, что она сейчас могла противопоставить этим подонкам.
А потом Мэгги вдруг вновь почувствовала руку у себя на затылке. Тем же движением неизвестный опять пытался ее нагнуть. Зачем?.. Теперь ее хотят изнасиловать? Всей бандой? Не может быть… В это невозможно было поверить…
Стыд и горечь унижения мгновенно сменились в ней волей к сопротивлению и яростью дикой кошки. Она выгнулась всем телом и попыталась оттолкнуть от себя человека, стоявшего у нее за спиной…
У нее ничего не получилось.
В следующую секунду кто-то ткнул ее под колени, а тот — первый — все же заставил согнуться пополам, и она вдруг ударилась лицом о какую-то твердую поверхность. Кто-то держал ее за ноги, не давая свести их. Кто-то давил рукой на спину, не давая выпрямиться. А третий…
Руки третьего она почувствовала на своих бедрах, а затем на ягодицах.
Мэгги уже даже не всхлипывала и не мычала. От стыда и унижения у нее внутри все омертвело. Она лишь не могла сдержать дрожи во всем теле, чувствуя, как чужие пальцы с силой раздвигают ее ягодицы и с силой проникают в анус. Впрочем, она не была уверена в том, что это именно пальцы, а не какой-то инструмент. Ей было больно, но вовсе не физическая боль выворачивала наизнанку…
Ей все виделось будто со стороны. Будто душа уже покинула ее несчастное тело, над которым в эти минуты спокойно и деловито надругались. Мэгги видела себя обнаженной и распятой на каком-то столе… А вокруг нее несколько одетых и крепких мужчин… И один из них насилует ее своими погаными руками, а остальные держат за руки и за ноги… и смотрят… И кто-то ими всеми руководит… И этот руководитель тоже смотрит…
Мэгги вновь попыталась дернуться, но чья-то рука еще сильнее надавила на ее спину. Она была сейчас похожа на бабочку, которую прикололи иголками к картону.
Она не помнила, сколько все это продолжалось. Просто в какой-то момент ее вдруг на несколько секунд отпустили, а потом перевернули на спину и зафиксировали в той же раскоряченной позе. Сквозь черную повязку она уловила изменение освещения. Кто-то освещал ее ноги то ли настольной лампой, то ли сильным фонарем. А затем она вновь почувствовала на себе чужие руки и чужие пальцы, которые теперь по-хозяйски проникли в ее лоно… Мэгги вновь замычала, но выглядело это жалко. Теперь она уже и рада была залиться слезами, но глаза ее, стянутые повязкой, были сухи… Ужас, владевший ею, был слишком велик и давно перерос те рамки, в которых люди обычно реагируют на него слезами.
