в приготовленное для неё кресло. Девушка смущённо кивнула и заняла своё место. Как бы ей ни хотелось, её мысли были очень далеко от маленькой загромождённой комнатки. В уме Анна перебирала вещи, которые стоит захватить с собой прежде, чем вернуться в замок, и как жить потом. Она не сразу услышала, что правитель заговорил с ней.
— …Кажется, Вы не вызываете симпатии у местного населения, — вещал он, уверенный, что мечтательная улыбка на лице Анны вызвана его словами.
— В этом нет ничего страшного, — пожала плечами девушка. — Я привыкла.
— Конечно, — он обвёл взглядом комнату. Отчего-то разговор не клеился, такое было с Иларием впервые. — Однако мне Вы нравитесь, в Ваших руках вся благодарность, на которую я способен, и Вы проявляете крайнюю скромность, не пользуясь моими услугами.
— Надеюсь, это Вас не оскорбляет, — робко улыбнулась девушка.
— Но интригует, — кивнул он. — Был бы я здоров, то не задумываясь увёз бы Вас как можно дальше из этой дыры. Оставил бы политику и столицу, вообще стал бы держаться как можно дальше от этих гнилых больших городов и жили бы мы в любви и согласии, — с этими словами он вытянул руку и попытался подцепить ладонь Анны. Девушка сцепила пальцы в замок.
— Все жили бы в любви и согласии, если бы держались подальше от крупных городов, — пожала плечами она и резко поднялась, почувствовав недоброе. — Простите, наверное, мне лучше уйти, — Иларий не ответил. Девушка густо покраснела и, спотыкаясь о катавшиеся по полу стаканы и булькающие бутыли и фляжки, пошла к выходу. У дверей она остановилась и напоследок взглянула на правителя. Тот провожал её взглядом и сложно было сказать, что преобладало в его глазах: удивление или разочарование?
— Вы удивительно прекрасны, — проговорил он с каким-то восхищением, казавшимся ему самому несвойственным и чем-то новым.
Анна виновато кивнула и вышла на улицу в спасительные объятия летних сумерек. На кожу пятном легло неприятное ощущение, с каждой секундой всё больше разраставшееся. Придя в дом, девушка принялась собирать вещи.
Она собиралась уйти рано утром. Птица-проводник терпеливо ждала её, прячась где-то в тени садовых деревьев и то и дело повторяя: «пора в путь». Анна согласно кивала и спешила. Она не спала всю ночь, дожидалась, когда уснут Селена и дети, но те словно не могли наговориться. В душе Анна радовалась за них, но желание не изменять традиции и уходить тихо и незаметно было сильнее. Она не умела и не любила прощаться. После полуночи сон сморил всех, даже Аннабелль впала в лёгкую дрёму и проснулась только на рассвете. Тут же всколыхнулась паника — все в деревне начинали просыпаться и уходить у всех на виду казалось Анне чем-то преступным, как будто она что-то украла. Девушка быстро схватила свой мешок и поспешила на улицу, но там её ждало ещё одно неприятное открытие.
Два человека в чёрных плащах стояли возле двери, заграждая путь своими широкими плечами. Анна осторожно, бочком, попыталась протиснуться между ними, но мужчины тут же сомкнули строй.
— Что здесь происходит? — воскликнула девушка, уже не боясь кого-либо разбудить.
— Его Светлость отдал приказ, чтобы мы обеспечивали Вашу безопасность, — донеслось откуда-то сверху, из-под карниза, в который мужчины едва не упирались головами. Все попытки Аннабелль пройти мимо них оказались безуспешными: стражники оказывались у дверей, у окон, даже под крышей, как будто угадывая, как девушка попытается сбежать. Соседи лишь увлечённо наблюдали за этой картиной, а Анна всё больше впадала в отчаяние.
И лишь малиновка продолжала твердить: «Пора в путь. Пора в путь».
***
Анна была под импровизированным домашним арестом уже несколько дней. Приспособиться было трудно, чтобы выйти куда-то, она должна была сообщить точное направление своим надзирателям, и только тогда покинуть дом, а те следовали за ней. И как бы Анна ни пыталась избежать их внимания — ей это не удавалось, только два человека следовали за ней, и неизвестно, сколько ещё просто наблюдали. С каждым днём девушка всё больше впадала в отчаяние и рука всё чаще рефлекторно находила рукоять ножа. А что, если.? Нет! Она тут же отдёргивала руку, точно гладкое дерево обожгло её. Но мысль о необходимости побега любыми способами всё чаще посещала её. Телохранители не давали ей навестить Илария, якобы тот не давал такого приказа, тогда девушка пыталась завести их в лес и помочь им заблудиться, но после третьей неудачной попытки оставила и эту затею.
Виктор напряжённо наблюдал за этим, пытаясь придумать, чем он сам может помочь. В такие моменты идея свергнуть Илария казалась ему совершенно безумной, но одновременно с этим приходило осознание, что иначе пострадают ещё больше людей. В такие моменты он поражался, как им год назад удалось свергнуть целую династию, а теперь едва хватало духу придумать, как избавиться от нового правителя, власть которого не подкреплялась никакими божественными законами, а лишь волей (или неволей) народа, который он делил на группы и стравливал их между собой. Возможно, всё шло так медленно от того, что Виктор всё же был привязан к Иларию и план консулата был для него сродни отцеубийству, а может, ошибкой с его стороны было доверить такое ответственное дело третьему лицу. Он вдруг понял, что проявил крайнее малодушие в тот момент, когда передал нож Аннабелль. Чего он ожидал? Что она испугается правителя и без промедления всадит ему нож между рёбер? К своему стыду, он действительно рассчитывал на такой исход. Тогда бы он помог ей сбежать из деревни и дело бы замяли. О чём он только думал?
Теперь Виктор чувствовал, насколько пропитался подлостью, подобно облаку окружавшей всех, кто так или иначе близок к власти. Теперь и он боялся встретиться лицом к лицу с врагом. Но что делать, он не знал. Нужно было избавить Аннабелль от внимания правителя, а потом тихо
