продать, конечно! — глянул на того как на идиота Иран. — Медведи у меня тоже с собой!
— Я переломала ему всю жизнь: из-за меня от него отвернулся его народ, я по глупости оставила ему свою проклятую метку, из-за которой к нему теперь не подойдёт ни одна светлая эльфийка… Если я буду ему нужна, я приду. Даже если вы, обормоты, со мной не пойдёте! — поставила точку в этом разговоре предводительница.
— Да куда мы денемся, — отмахнулся Кьяр.
— Одна ты больше никуда не пойдёшь! — отчеканил Эмиэль.
— Ладно-ладно, — примирительно подняла руки женщина, — страшный какой…
— Интересно, Кайра ещё хоть помнит, как меня зовут? — перевёл тему Асин.
— Аэн, а тебя ведь тоже ждут, да? Как думаешь Шина будет рада твоему возвращению? — Кьяр, судя по лицу, уже во всю представлял их бурное воссоединение.
— Да, думаю да, — тепло улыбнулся целитель.
— «Тоже ждут», — закатил глаза Асин, — демона лысого меня Кайра ждёт: спасибо, если узнает вообще.
— Смотрю, ты не сильно-то переживаешь? — хмыкнул Эмиэль.
Маг пожал плечами:
— А толку-то переживать? Кроме секса нас ничего не связывало.
— Ная, а ты уже знаешь, что будешь делать, когда мы вернёмся в Таэмран? — Кьяр продолжал беззаботно болтать, предвкушая всё, что его скорее всего ждало в городе: соскучившиеся по развлечениям с ним женщины и изобилие всего, чего ему так не хватало эти два года — изысканная еда, выпивка, украшения, которыми его обвешивали в качестве платы, вызывающая одежда, танцы на столах, музыка…
— О да, знаю, — на губах предводительницы мелькнула и исчезла жестокая усмешка. Однако, она шла впереди и её лица никто не увидел, а в интонации это не ощутилось.
Отряд уходил всё дальше от поверхности и всё глубже в тоннели: в мир, которому они принадлежали, где было их место, туда, где предстояло грянуть новой битве за право жить и быть собой.
Глава 27. Возвращение
Ариен не знал, где находился и сколько прошло времени, казалось, что он пробыл здесь целую вечность. Рядом с ним не было никого и ничего. Где-то между пространством и временем, — возможно, это и были те самые дебри измерений, которые так часто упоминались в речи тёмных эльфов, и которых никто никогда не видел.
Ариен не чувствовал своего тела. Не было ни запахов, ни вкусов, ни ощущений. Он не был уверен, смотрит ли он куда-то или нет, он даже не знал, жив ли он ещё. Только голоса Богов иногда звучали то ли внутри него, то ли сразу со всех сторон снаружи:
— Оставь свою преданность здесь и можешь вернуться к своей жизни, — раз за разом предлагали они.
— Преданность и есть жизнь, — всегда отвечал Ариен.
Он не слышал своего голоса, поэтому не знал, действительно ли он говорил или ему только казалось. Но, так или иначе, ему больше нечего было сказать. Ему было незачем возвращаться в мир, где больше не было его госпожи. Он бы предпочёл провести вечность здесь, храня в сердце то, что было для него дороже Богов и Хаоса, чем вернуться и больше никогда этого не почувствовать. Это чувство и было для него биением настоящей жизни, жизни, которая зажигала его магию невероятным ярким светом, которая дарила ему то, чего, казалось, не было ни у кого в их мире.
Его бесконечная борьба не кончалась, словно кто-то замкнул время в круг. Ариену казалось, что ничего и никогда уже больше не сможет измениться, что он навсегда останется потерянным в Бездне, обречённый повторять одни и те же слова, если только он, правда, их произносил.
Однако в какой-то момент пространство внезапно начало двигаться. Появилось ощущение времени, а следом на Ариена неожиданно обрушилось чувство, что он может не успеть, что он должен спешить, что он обязан что-то сделать, но с чем всё это было связано, мужчина понять не успел — наваждение исчезло.
Когда он открыл глаза, вокруг был только мрак. Постепенно в темноте начали проступать очертания комнаты, и он с удивлением обнаружил, что впервые за долгое время все его органы чувств снова работают: в нос ударил запах ароматных корений, осев горьковатым привкусом на языке, откуда-то раздался тихий скрип и едва уловимый звук шагов, под собой Ариен почувствовал холодный каменный пол. Однако, его удивление тут же сменилось иррациональным ужасом, стоило ему заметить в глубине комнаты силуэт с развивающимися вокруг него длинными полами плаща.
— Боги даровали тебе свободу: ни имени, ни Дома, ничего, — произнёс ожидаемо знакомый голос, — куда пойдёшь?
— Мне некуда идти, госпожа. Я не знаю, зачем мне свобода, — Ариен приподнялся на руках, пытаясь справиться с непослушным телом и сесть, как полагалось, на колени.
— Ты всё такой же — ничуть не изменился… Что ж, это хорошо, можешь лезть обратно в своё добровольное рабство, — усмехнулась Главная Жрица храма Хаоса, — поднимайся. Иди и найди её.
— Кого, госпожа? Мать Ар'тремон? — печально опустил глаза мужчина.
— Так ты всё это время твердил о преданности ей? — саркастично поинтересовалась Жрица, направляясь к выходу из комнаты. — Забавно.
— Моя преданность принадлежит смерти. А тело может принадлежать кому угодно, это не имеет значения… — нахмурился Ариен.
Насколько он знал, Главная Жрица никогда не ошибалась, и так издеваться над ним с её стороны было просто крайней жестокостью. Она должна была видеть в его душе, что он навсегда останется предан Нае, даже если теперь она была жива только в его памяти.
Воспоминания о его последних минутах, проведённых в этом месте навалились на Ариена тяжёлым бременем, лишая всякой воли к жизни: свист плети, крик полный боли и густой запах крови женщины, которую он любил. Он бы предпочёл умереть вместо неё в тот день, чем жить теперь дальше в одиночестве. Но ему не дали выбора. Он не понимал, зачем Богам понадобилось возвращать его в этот мир. Зачем ему сохранили жизнь, от которой он был готов отказаться.
— Боюсь, она с тобой не согласиться, — хмыкнула Главная Жрица.
— Кто? — попытался настоять на ответе мужчина.
— Проваливай! — женщина распахнула перед ним дверь: свет огней храма хлынул внутрь, резанув
