амурное рандеву, неожиданно явившись домой, а его хвать и в Петропавловскую крепость. И улан этот, скорее всего, покинул расположение полка без разрешения. Так что и любви не получил и проблем себе нажил. Впрочем, стоит ли мне беспокоится о невезучем улане?
В районе десяти утра, когда уже не только расцвело, но и появились толпы снующих зевак, послышались выстрелы, впору было брить на голове волосы и посыпать их пеплом, сокрушаясь о том, что я что-то не додумал, что-то не учел, и сейчас в Петербурге будет литься русская кровь.
Однако, звуков серьезного противостояния не было слышно. А скоро на Невском проспекте зеленые мундиры преображенцев сменились желто-синими гатчинцев. При этом выстрелы я слышал со стороны Фонтанки. Так что появилась надежда, что имело место какое-то недоразумение, в дальнейшем история прихода к власти Павла Петровича не будет иметь сколь-нибудь значительных расхождений с моей реальностью. Ну, а то, что в городе гатчинцы, прибавило мне уверенности, что все идет так, как я планировал или около того.
Интересно было наблюдать, когда вначале Невского проспекта выхаживают Преображенцы, в то время как в конце улицы с фонарями, навстречу гвардейцам, строевым шагом идут гатчинцы. На середине проспекта они встречаются, но даже не смотрят друг на друга.
Кроме как смотреть в окна, я более ничего не придумал. Выходить на улицу посчитал неуместным, или даже глупым. Что я могу там узнать? Все петербуржские слухи и сплетни с самого утра для меня узнала Агафья. И это ей ничего не стоило, так как все говорили о том, что происходит. Правда даже в доме Куракина имели ход три версии. Как утверждали носители каждой из них: «Верьте люди! Истину говорю, так и было».
Все шло почти по плану, за тем исключением, что и Платон жив и Екатерина, но тут, как говориться, есть нюансы. И я даже не расстроен, что Платошка выжил, хотя, уверен, что выстрел для него будет не без последствий. Фаворит после смены власти превращается в кудрявого рыжего позера, которого не грех и пнуть ногой.
Алексей Борисович должен, обязан, стать рядом с Павлом Петровичем, ну и я там, рядышком с Куракиным, но не так, чтобы сильно далеко от трона.
К обеду прибыл форейтор [человек, сидящий верхом на передней лошади, либо младших кучер] Куракина. Князь стребовал свой парадный мундир, а также траурное платье. И все это нужно было привести в Зимний дворец. Причем было сказано, что охрана пропустит, нужно лишь сказать, что к князю Куракину.
— Данила, обо мне его светлость ничего не говорил? — спросил я у форейтора.
— Как же ж не говорил, сказывал князь, — ответил Данила, чинно попивая чай.
Он чего-то почувствовал себя сильно важным, загордился тем, что побывал в императорском дворце, когда ехал следом за князем. И тут я, не дворянин…
— Ты, остолоп, видать, забылся? Коли спрашиваю, отвечать должен! Али князю рассказать, что ты замест того, кабы его волю выполнить, дорогой княжий чай попиваешь! — вызверился я, пробуждая инстинкты у слуги.
Так-то я тоже пока не дворянин, но ведь ученый человек, свободный, поповский сын. А еще все-таки меня в доме князя воспринимали, как человека высокого статуса. Такого, чтобы тот же форейтор Данила обедал с князем, невозможно представить. А я зачастую именно с Алексеем Борисовичем и принимаю пищу, да князь советуется со мной, а такие вещи слуги всегда просекают на раз.
— Простите, ваше благородие. Устал, стало быть, я, ночь не спал. Все куда-то спешили, — повинился кучер. — Его светлость сказывал, что, коли вы согласные быть в сторонке, да помогать его светлости одеваться, да чего подать и это не буде уроном чести, то да, приехати, значит, можете. Тама только одного слугу и дозволено. Думал, я помочь князю. Но, как на духу передал все.
Ничего, можно побыть и за слугу. Нахождение в эпицентре глобальных событий стоит чуточки холопства. А-то и гляди на глаза Павлу попадусь или еще как судьба вывернет. Если Куракину разрешено каким-то регламентом позвать одного слугу, то пусть это буду я.
В любом случае, планы понемногу реализуются. Первые маленькие шаги сделаны, впереди дворянство, слава, успех и возможности.
* * *
Зимний дворец
15 декабря 1795 года. Вечер
Охраны никакой. Нет, у Зимнего дворца даже много гвардейцев и гатчинцев, но пропускная система не работает от слова «совсем». Стоило мне с младшим кучером подъехать к воротам, лишь сказать, что мы к Куракину, как нас без досмотра пропустили. Вот, где рай для террористов. Впрочем, то, что стало заметно сразу за воротами, было еще более печально. И речь здесь не о том, что было траурное состояние, а о порядке, который должен присутствовать на любом массовом мероприятии. Толпы снующих туда-сюда дам, кавалеров, благо не видел пьющих из горла гусар и игры на гитаре. И, ведь, не пугает никого мороз, хотя все в шубах и меховых шапках.
Почему так много людей в парке и у парадной, мне было не понятно до тех пор, пока я не вошел во внутрь дворца. Хотелось бы поставить акцент на том, что меня, неизвестно кого пустили во дворец, опять же, стоило только стоять, что мы приехали с платьями для князя Куракина. Правда, с центрального входа не разрешили зайти, но со служебного — без проблем. Вот здесь обнаружился дежурный офицер, который, приказав Даниле остаться снаружи, соблаговолил провести меня в нужное место, и я, навьюченный вешалками с одеждой, побрел за подпоручиком.
На втором этаже Зимнего дворца меня передали уже другому офицеру, и тот указал уже комнаты, выделенные для сопровождавших Павла Петровича людей. Так что не все настолько сильно плохо, и какая-то организация в этом хаосе присутствует.
