тебе, Севере и вашей стычке с Марком под мостом. Черепанов правда ничего тебе не сделал?
Я покачала головой:
– Не успел. Мой брат с друзьями появились очень вовремя.
– Я рад. – Женя выдохнул, но после паузы сердито добавил: – Последнее время ты часто бываешь с Севером. Он не самая подходящая для тебя компания.
– А можно я сама буду это решать? – холодно осадила его я.
– С ним ты снова можешь нарваться на неприятности. Ведь Марк сутки напролет думает, как добраться до этой крысы.
– Не надо таких резких выражений, – поморщилась я.
– Ты уже защищаешь Севера? – Женя все больше раздражался.
– А почему ты говоришь так, будто он наш враг? – Тут вспыхнула и я. Мы подошли к дому Ады. – Сейчас ты похож на Черепанова, который просто свихнулся от этой войны. Мы с тобой знаем, что настоящий враг это не Север и даже не Марк!
С этими словами я открыла калитку. К счастью, Женя не продолжил спор, и вскоре мы полностью сосредоточились на более важных проблемах. В доме мы первым делом открыли половицу и достали дневник. Не появилось ли свежих записей? Но ничего нового Ада не написала.
– Она просто обязана написать что-нибудь о решающем дне! – нахмурился Женя. – Она не может не поделиться этим с дневником.
– Может, все же еще не пришло время?
– Нет, я чую, финал близко. Дина в последнее время странная, будто чем-то грузится. Все время задумчивая и мрачная, когда на нее не смотрят. Явно что-то планирует.
Тщетно обследовав дом заново, мы перебрались на чердак. Там было темно, и мы включили взятые из дома фонарики. Перерыли коробки, чемоданы. Заглянув в стоящую в углу бочку, я обнаружила сморщенные коричневые яблоки, затем осмотрела сундук со старой одеждой. В одном из чемоданов Женя нашел кипу документов. Мы пересмотрели все, и чего здесь только не было! Нашли даже акт прочистки дымохода за 1939 год. Но листов из дневника мы не обнаружили.
Руки задубели, от пыли я опять расчихалась. Я жутко злилась и сомневалась в успехе нашей операции. Женя чувствовал мое настроение и тоже сер дился и раздражался. А еще он, похоже, продолжал беситься из-за того, что я скрыла правду о вчерашнем. Мы ворчали друг на друга по любому поводу – например, если кто-нибудь не туда светил фонариком или резко бросал коробку, поднимая пыль.
Мы ничего не нашли.
– Все, хватит на сегодня! – резко сказала я, протирая перчаткой слезящиеся глаза и хлюпая носом. – Мне все надоело, я пойду домой.
Всю дорогу до дома мы не разговаривали и, кажется, даже не попрощались. Мы оба жутко устали от этой тайны, а еще… друг от друга. Больше всего на свете я хотела бы все прекратить и просто жить, как раньше. Я пообещала себе не думать о тайне хотя бы остаток дня. Но, приняв горячую ванну, поужинав и отдохнув, я все равно мысленно вернулась к ней.
ЖЕНЯ
Идея пришла ночью, когда я долго ворочался без сна. В среду я написал Северу сообщение – назначил встречу в туалете. Там я рассказал ему о своем плане. Один я бы не справился, а так как план касался безопасности Саши, он был и в интересах Севера. Я был уверен: Панферов встанет на мою сторону, хотя в других условиях подобное точно не пришлось бы ему по нутру. Но он согласился участвовать ради Саши.
– Союзники? – спросил я сухо и протянул руку.
Панферов, поколебавшись, ее пожал. После школы мы с Сашей снова направились в заброшенный дом, где продолжили поиск листов из дневника, но снова ничего не нашли. Вечером я подготовил ин струменты, которые нам с Севером понадобятся завтра. И вот в четверг утром перед школой мы с Панферовым подошли к многоэтажке Черепанова.
В подъезд вело два входа: отдельный к лифту, отдельный на лестницу. Марк жил на тринадцатом этаже – значит, наверняка пользовался лифтом. У ведущей к нему двери пока никого не было, хотя обычно перед школой Марка ждала у дома большая толпа. Марк никуда не ходил один. Но я планировал его обхитрить.
Мы с Севером обошли дом и встали у входной двери, ведущей на лестницу. Какое-то время пришлось подождать, и вот из нее вышли мужчина и женщина с коляской. Мы пропустили их и вошли внутрь. Мы поднялись пешком на двенадцатый этаж, чтобы не столкнуться с Черепановым – вдруг он в этот день решит пойти в школу пораньше. Встав между двумя этажами, стали наблюдать из нашего укрытия за лифтом на тринадцатом этаже.
Мы ждали Марка. Намеченный план был довольно рискованным. Ждать пришлось минут пятнадцать. Все это время надо было о чем-то говорить.
– Что у тебя к ней? – спросил я в лоб.
Такого прямого вопроса Север никак не ожидал и некоторое время обдумывал ответ.
– То же, что у тебя, – увильнул он.
– А у нас ведь гораздо больше общего, чем может показаться, – заметил я.
– Но и различий достаточно, – возразил Панферов. Мысль, что мы можем быть похожи, явно вызывала у него протест. Куда легче представлять, что мы прилетели на Землю с разных планет.
– Когда все утрясется, как будем ее делить? – задал я вопрос.
– Она не коробка «Тик-така», чтобы ее делить, – отрезал Север.
– Я серьезно, Север. От этого вопроса не убежать.
Панферов посмотрел мне в глаза и выдал:
– Она выберет тебя.
Я опешил. Такого я точно не ожидал.
– Почему ты так считаешь? – нахмурился я.
– Когда бьешь девушку дулом пистолета, потом наводишь на нее ствол, десять раз повторяешь, что ты ее ненавидишь, и советуешь ей сгореть в аду, а она после этого не отворачивается от тебя, это о многом говорит, – хладнокровно объяснил Север.
Я задумался. Слова «Она выберет тебя» почему-то уже не радовали. Если выберет… хорошо это или плохо?
– Ты мне не нравишься, Ерофеев, – продолжил он все так же хмуро. – Я считаю тебя худшим для нее вариантом. Из таких, как ты, рождаются абьюзеры, но… это факт: она слишком долго была влюблена в тебя той уродливой, слепой любовью, которая морально опускает человека. Со временем он просто превращается в растение, чувства притупляются, и он все готов терпеть. Из-за этой любви Саша во многом не видит реальности. Вот что ты делаешь с ней. Как с этим быть – решать тебе.
Он задел меня за живое. Озвучил мысли, которые мелькали и у меня самого. Обычно я топил их в глубине подсознания и не давал выбраться на поверхность.
– Ты совсем меня не знаешь, – хрипло и беспомощно выдал я.
– Я анализирую только факты, – возразил
