Думаю, да — и я должна стараться еще больше, потому что часть меня, очень большая часть, хочет остаться.
Нет, это желание, чтобы я могла остаться, а это две совершенно разные вещи. Было бы здорово, если бы я могла. Если бы был способ, которым мы могли бы быть вместе, без того, чтобы я просыпалась каждое утро в страхе перед тем, что обнаружу. О том, кем он будет на этот раз.
Я не собираюсь подвергать нашего ребенка такому испытанию.
Это касается не только меня. Может быть, это тревожный звонок, в котором я нуждаюсь.
Я с трудом втягиваю воздух в легкие. По ту сторону двери почти не слышно шума. Никаких разбросанных вещей.
Не разговаривает сам с собой, что я расцениваю как хороший знак.
Я уверена, что он все еще злится на меня, иначе зачем бы ему до сих пор держать меня запертой в этой комнате? Я на цыпочках подхожу к двери и прижимаюсь ухом к дереву, закрывая глаза, чтобы отгородиться от всего, кроме того, что слышу.
Это занимает минуту или около того, но я почти уверена, что слышу его мягкое, ровное дыхание. Я уверена, что в какой-то момент он лег на диван и сейчас мирно спит. Хорошо, и не только потому, что ему это нужно.
Я никогда не видела, чтобы человек так долго не спал, максимум пару часов за ночь. В конце концов, он сломается.
Я не могу быть рядом, когда это произойдет. Как бы мне ни была ненавистна мысль оставить его страдать в одиночестве, это необходимо сделать. Я вернусь за ним с помощью, в которой он нуждается. Тогда все будет по-другому.
Я осматриваю комнату, прежде чем я даже понимаю, что ищу. Как будто мой инстинкт самосохранения сработал на полную мощность, в то время как остальная часть меня пытается наверстать упущенное. Мой взгляд останавливается на том, что я купила в «Walmart» перед поездкой в Рино, предвкушая приятный вечер и возможность принарядиться и сделать прическу.
На комоде лежит горсть шпилек для волос, буквально напрашивающихся на то, чтобы ими воспользовались.
Я хватаю одну из них, разгибаю и присаживаюсь на корточки перед дверной ручкой. На самом деле я никогда раньше не пыталась это сделать, но я видела, как это делается, и я понимаю, как все происходит. Нужно только сделать это достаточно тихо, чтобы не разбудить Рена.
Это безумие. Часть меня, которая не хочет иметь с этим ничего общего, часть, которая думает, что было бы совершенно разумно притвориться, что этого никогда не было, и довольствоваться надеждой, что ему станет лучше, когда он проснется. Голос кричит в моей голове. Это Рен. Он не причинил бы мне вреда.
Мне нужно проснуться. Факт в том, что это уже произошло. То, что на мне нет синяков, не означает, что не было причинено никакого вреда. Он насмехался надо мной за мою реакцию на то, как он убил того человека, обращался со мной так, словно я была никем. Это даже не считая беспокойства, которое он заставил меня почувствовать.
Эта часть его все еще внутри. Я не могу притворяться, что это не так. Я все время притворялась, и это не спасло.
Вот что меня волнует, когда я начинаю вскрывать замок. Поначалу мои руки слишком сильно дрожат, чтобы действовать эффективно, но воспоминание о том, кого я ношу внутри себя и как сильно ребёнок нуждается в защите, фокусирует мою энергию и придает мне силы. Я справлюсь. Я должна пройти через это.
Медленно я вставляю первый штифт в замок, слегка поворачивая, прежде чем вставить второй крошечный кусочек металла. Я осторожно открываю его, нащупывая штифты, составляющие замок, изо всех сил концентрируясь на их ощущении, переходя от одного к другому, поднимая их, когда двигаю металл вперед.
Правильно ли я делаю?
Думаю, да, но я не буду уверена, пока не закончу. Кажется, что это работает, но как бы я ни старалась, это не бесшумная работа. Ручка дергается, металл скрежещет по металлу. Поднимается паника, захлестывая поверхность.
От моих действий слишком много шума. Я знаю это.
Особенно когда роняю одну из шпилек на пол. В тихой комнате это звучит так громко, как будто я бью в барабан, но это также может быть результатом моего разгоряченного воображения.
В любом случае, я замираю с бьющимся в горле сердцем при звуке движения с другой стороны двери.
Он двигается быстро, так быстро, что я едва успеваю убраться с дороги, прежде чем он отпирает дверь и распахивает ее настежь.
— Что, по-твоему, ты делаешь? — он требует ответа, его голубые глаза сверкают, губы обнажены в злобном оскале. — Пытаешься сбежать? Подумать только, ты обещала ему, что останешься навсегда.
Все, что я могу сделать, это вскочить на ноги и закричать в отчаянной мольбе о пощаде, надеясь выкарабкаться.
— Рен, пожалуйста, не делай этого.
Если уж на то пошло, моя просьба только усугубляет ситуацию. С рычанием он бросается на меня, вытянув руки, но каким-то образом мне удается проскользнуть мимо него в гостиную.
Он легко ловит меня, обхватив тяжелой рукой за талию. Он швыряет меня на диван, весь воздух выходит из моих легких.
— Вот в какую игру ты хочешь сыграть? Я буду котом, а ты мышкой? Ты же знаешь, что от меня никуда не деться.
Я в бешенстве перекатываюсь на спину, пытаясь сесть, но его гораздо более крупное тело удерживает меня на месте, заключая в клетку.
— Прекрати, — умоляю я, мой голос дрожит от эмоций. — Это я, Скарлет. Я люблю тебя.
Что мне вообще делать? Я пытаюсь притянуть его обратно к себе. Он находит это забавным, его горький смех перекрывает мои задыхающиеся рыдания.
Мне нужно только добраться до двери. Вот и все. У меня есть общее представление о том, где находится город, даже если он за много миль отсюда. Однако, как только я доберусь до дороги, мне, возможно, придется остановить проезжающий автомобиль. Это моя единственная надежда. Во-первых, проскочить мимо него, что сейчас кажется столь же вероятным, как убежать от медведя.
— Проблема в тебе, — шепчет он, его полные ненависти глаза прожигают во мне дыры. Я откидываюсь на подушку. — Ты всегда была проблемой.
В нем так много ненависти, так много ярости, и когда он смотрит на меня, я понимаю одну вещь с кристально чистой уверенностью — он убил бы меня, если бы мог.
Что бы ни было в нем, что бы ни контролировало сейчас, оно хочет моей