Книга Клинический случай - Карл Хайасен

– Но если я вернусь, – возражаю я, – я больше не буду писать некрологи.

– Ничего страшного. Ты написал чертовски хорошую статью про ту молодуху, которая замочила мужа, – говорит Айк. – Я не удивлюсь, если тебе дадут за это какую-нибудь премию. Серьезно, Джек.

Он замахивается спиннингом и забрасывает свежую наживку в море. Слышно, как шлепается в воду тяжелое свинцовое грузило. Эмма показывает на часы: нам пора. Теперь, когда она старший помощник редактора, она не имеет права пропускать собрания. Кое-что в «Юнион-Реджистер» не изменилось.

– Айк, приятно было с вами познакомиться.

– Взаимно. Приходите еще. Порыбачим. – И он улыбается, сверкая протезами. – Когда я снова увижу твою подпись в газете, Джек Таггер?

– Увидишь, не сомневайся. – Я жму его руку, перепачканную рыбной чешуей. – Айк, ты – уникален.

Он нагибается ко мне поближе и тихо спрашивает:

– Ты когда в последний раз был у врача?

– В прошлом году. – Благодаря Эмме я смог отказаться от этих параноидальных визитов к доктору Сьюзан.

– Когда пойдешь в следующий раз, не забудь им сказать, чтобы проверили сантехнику, – советует Айк. – Они запихивают камеру в зад, но это не страшнее, чем обычный бракоразводный процесс.

– Постараюсь не забыть.

– Долгих тебе лет, Джек. Помни, все дело в диете и отношении к жизни.

Мы с Эммой успеваем пройти половину пирса, как вдруг слышим хриплый крик. Айк подцепил большого тарпона. Рыба еще наполовину в воде, бьется на крючке, разбрызгивая вокруг себя серебристые капли. Вдруг она резко дергает, старик прилипает к ограждению, но отчаянно пытается удержать изогнувшуюся удочку. Пара-тройка местных рыбаков подтягивается ближе; все смотрят, но никто не пытается помочь. Тщедушный Айк весит значительно меньше, чем рыбья туша на другом конце удилища. Не могу сказать, что рыбалка – мой конек, но я помню о ней достаточно (еще с тех пор, как рыбачил с матерью) и понимаю, что произойдет, если катушку на спиннинге заклинит.

– Похоже, ему нужна помощь, – говорит Эмма. Я уже бегу к нему.

И думаю, да простит меня бог, о его некрологе. Разумеется, аллюзии на Хемингуэя. А еще какой-нибудь туповатый приятель человека-опоссума скажет, что он умер, занимаясь любимым делом… то есть получится, любил старик давиться морской водой?

И все же утонуть, потому что тебя утащила с пирса в море огромная рыбина, – это не самая глупая смерть, бывает и похлеще. Гораздо бессмысленнее, допустим, умереть, напившись в стельку и свалившись с дерева, где целовался с енотом.

Подозреваю, мистический аспект – был унесен серебристой тварью в морскую пучину – понравился бы человеку, который почти всю жизнь писал про обыденные смерти других людей. И все равно я не могу просто стоять и смотреть. Айку исполнилось девяносто три, но я уверен, это для него не предел. Не думаю, что он готов откланяться.

Я продираюсь сквозь толпу зевак и вижу, что старик перевесился через ограждения. Конечно же, он уже плюнул на здравый смысл и ни за что не выпустит из рук чертов спиннинг; моя мать тоже бы не отпустила, впав в этот абсурдный экстаз рыболова. Тарпон уже размотал всю леску с катушки Айка, но старик мертвой хваткой вцепился в нее, уже порезав до крови правую руку. Сейчас он ездит по перилам туда-сюда, будто человек-пила, голова и грудь висят над водой, а ноги болтаются в воздухе.

Я вижу запачканные наживкой подошвы его ботинок. Я чувствую, как кто-то толкает меня в спину, понуждая двигаться вперед. Это Эмма.

Я хватаю Айка за ремень и вытаскиваю обратно на пирс. А в море тарпон показывается еще один раз, беззвучно распахивает огромный рот. Леска в игрушечных пальцах старика безжизненно повисает.

– Черт меня дери, – задыхаясь, говорит он. – Это было что-то!

Остальные рыбаки весело хлопают в ладоши и, обмениваясь впечатлениями, расходятся. Эмма, несостоявшаяся медсестра, осматривает кровавый порез на морщинистой ладони Айка.

Он так хохочет, что его глаза-пуговки начинают слезиться.

– Ты только представь, какой был бы заголовок! – говорит он. – Джек, ты представляешь?