Когда мы убирали со стола, я отвел мать в сторонку и спросил, откуда она взяла некролог Джека-старшего. Она сказала, что его переслал брат Джека, адвокат из Орландо. «Вот за кого мне надо было выйти замуж – за адвоката», – заметила мать, и в этой шутке была только доля шутки.
В конверте с некрологом был еще чек на 250 долларов, чтобы возместить стоимость жемчужных серег, которые мой отец прихватил с собой, а потом заложил. После его смерти ломбардную расписку (и путеводитель фирмы «Фодор» по Амстердаму) нашли в коробке из-под обуви у него под кроватью в Ки-Уэст.
– Теперь, когда я знаю, как он умер, ты можешь что-то еще о нем рассказать? – спросил я у матери.
– Он был пропащим человеком. И хватит об этом, – ответила она. – Послушай, Джек, мне очень нравится твоя новая девушка. Пожалуйста, не спугни ее, как Анну. Держи свои мрачные думы при себе, ладно?
– Я постараюсь, мам.
Вчерашний вечер мы с Эммой провели на диване, вырывая друг у друга рукописные главы романа Хуана Родригеса о его путешествии с Кубы в Ки-Уэст. Захватывающе и одновременно трогательно – Хуан куда талантливее, чем я мог вообразить. Серьезное нью-йоркское издательство уже осенью выпустит в свет его книгу, и я надеюсь, что она принесет ему богатство и признание. И еще надеюсь, что теперь его перестанут мучить кошмары. Он посвятил роман своей сестре.
А сегодня мы с Эммой приехали на пирс в Силвер-Бич пообедать, мы теперь часто здесь бываем. Одним ветреным утром пару месяцев назад к нам присоединилась Дженет Траш. Она скинула свои шлепанцы, залезла на перила и развеяла многострадальный прах своего брата над Атлантикой. «Прощай, Джимми», – пропела она и выбросила пустую урну в море. И в этот самый момент – клянусь! – из воды вынырнул дельфин, перевернулся в волнах один раз и был таков.
Я привожу сюда Эмму, потому что хочу познакомить ее с Айком, престарелым автором некрологов, но я не видел его с того самого дня, когда мы с ним разговаривали. Я уже начинаю думать, что он мне привиделся. Эмма тоже сомневается на его счет, но слишком добра и прямо об этом не говорит. Даже если это означает, что я еще не вполне в своем уме, пусть уж лучше окажется, что я выдумал Айка. Я даже думать не хочу, что он умер.
Как всегда, мы с Эммой выбираем скамейку рядом с телефоном в конце пирса – тот самый телефон, по которому я разговаривал с ее похитителями. Однажды я сказал об этом Эмме, в ответ она лишь буркнула: «С этими гадами!»
Сегодня океан тих и спокоен – зеркало, в котором отражается безоблачное голубое небо. У детей закончились уроки, поэтому на пирсе шумно; над нами летают громкоголосые стаи чаек и крачек. Мы с Эммой прикрываем наши обеды на случай бомбардировки. Щурясь на яркое летнее солнце, я ищу седую пушистую голову Айка среди рыболовов, выстроившихся вдоль перил.
– Может, он уехал на север, чтобы переждать жару, – предполагает Эмма.
– Может.
– Или попал в больницу. Ты звонил в «Милосердие»?
– Нет пока. – Я ведь даже не знаю его фамилии.
Мы отвлекаемся на прихрамывающего косматого туриста, на нем майка вся в разводах от пота. Он поймал на спиннинг маленькую барракуду, которая бешено трепыхается на деревянном настиле. Турист, кажется, уже определился с тем, что будет есть на ужин, потому старательно прыгает на рыбе, пытаясь добить, пока она не соскользнула обратно в океан. Но он, очевидно, плохо изучал в школе анатомию рыб: иначе знал бы, что даже молодые особи барракуд обильно наделены зубами. Буквально через секунду из бледных лодыжек туриста брызжет кровь, и он отступает, воя, как свежезаклейменный телок.
Эмма подходит ближе к месту событий и одним толчком темно-синей туфли-лодочки аккуратно отправляет трепыхающуюся барракуду обратно в воду. Вернувшись ко мне под бок на скамейку, она говорит:
– Пора.
– Нет, умоляю тебя.
Каждый день она спрашивает: «Когда ты вернешься в газету?»
Аксакал предложил мне место в новой команде, проводящей журналистские расследования, но сейчас время неподходящее. Я все еще просыпаюсь в холодном поту из-за происшествия на озере Окичоби. Я не рассказываю об этом Эмме – ей собственных кошмаров хватает.
– Джек, ты должен вернуться на работу. Ты же так старался получить это место.
– Может, в этом проблема. Как сказал бы Джимми Стома, я просто «заезженный трактор».
– А как сказала бы Эмма Коул, я собираюсь сделать тебе больно. – И она шлепает меня по голове. – Вернись на работу, черт подери! Мне тебя не хватает.
– Она права. В чем проблема, Таггер? – раздается скрипучий голос у меня за спиной.
Я резко оборачиваюсь и вижу Айка, на заросшем бакенбардами лице человека-опоссума играет хитрая усмешка. В одной руке он несет оранжевое ведро с наживкой, а в другой – сумку-холодильник и три спиннинга. Он бодр и подтянут.
– Где вы пропадали? – спрашиваю я.
– Сражался с одним нехорошим полипом, – весело отвечает он. – Но опасаться нечего. Я выиграл битву.
– Айк, это моя подруга Эмма.
Он кладет рыболовные снасти на пирс и пожимает ей руку:
– Вы очаровательны, Эмма. Счастлив с вами познакомиться.
Старый кобель!
– У вас ведь был день рождения? – спрашиваю я.
– Стукнуло девяносто три, – гордо рапортует он.
– Невероятно, – вставляет Эмма.
– Ничего особенного. У меня все распланировано. Все эти годы, пока я писал некрологи, – понимаете ли, молодая леди, я все брал на заметку. Узнал парочку секретов.
Я так и думал, что старик понравится Эмме. Он устанавливает свои потрепанные снасти, затем методично насаживает что-то на крючки и по очереди закидывает удочки.
– Надо прятаться от солнца, – советует он, склонив голову набок. – А то изжаритесь. Через сорок лет скажете мне спасибо.
Один из спиннингов начинает дрожать, и Айк галантно передает его Эмме. Она выдергивает из воды люциана, которого Айк потрошит и бросает на лед.
– Рыба – это самая здоровая пища в мире. На кладбищах полно людей, которые ели слишком мало рыбы.
– Айк, – говорит Эмма, – пожалуйста, объясните Джеку, почему он должен вернуться в газету.
Он вытирает лезвие ножа о штанину:
– Во-первых, ты не приспособлен для нормальной работы.
С этим я не спорю.
– Во-вторых, тебе нравится быть в центре событий. – Кривыми пальцами он насаживает на большой острый крючок кусочек кефали. – И в-третьих, если будешь работать в газете, сможешь вызывать события. Изменить мир. Это я тебе говорю.
Эмма хлопает в ладоши:
– Отлично сказано!
Все, что сказал человек-опоссум, – правда.
