целует ее.
Я ненавижу его за это, он разыгрывает драму, но сам виноват в своей гибели, а точнее, они с женой, и за это заплатят их дети.
На его лице отражается безмятежное умиротворение.
— Я готов, — он складывает руки перед собой и склоняет голову.
Я протягиваю руку, и Катарина, поднимаясь на ноги, держится за нее.
Она прокалывает ножом свой большой палец, кладя руку на его опущенную голову.
— Он пришел живым, а ушел мертвым. Да помилует Господь твою душу, — убрав руку с его головы, она отступает на шаг, поднимая пистолет.
Все мужчины вокруг нас застыли в полной тишине и неподвижности, наблюдая за происходящим.
— Покойся с миром, Рен, — шепчет она, нажимая на курок.
Выстрел чистый, прямо в череп, и мужчина падает вперед к ее ногам. Пистолет выскальзывает из ее руки, Рина разворачивается и идет к входной двери, каким-то образом сохраняя самообладание снаружи, но я знаю, что внутри она саморазрушается.
Глава 46
Массимо
— Привет. Как она? — спрашивает Николина, едва переступив порог кухни. Я ставлю тарелку с яйцами и беконом на поднос рядом с тостами, апельсиновым соком и кофе, прежде чем повернуться к лучшей подруге своей жены.
— Также. Я уже начинаю беспокоиться. Прошло четыре дня, а она не выходит из спальни. Мне приходится заставлять ее принимать душ и есть, и она почти не разговаривает. До сих пор не плакала, — провожу рукой по густой щетине на подбородке. — Не знаю, что еще можно сделать, чтобы помочь ей, — я никогда не чувствовал себя таким беспомощным.
— Я попытаюсь уговорить ее прогуляться или пробежаться по пляжу, — говорит она.
— Конечно, попробуй, но сначала позволь мне отнести ей завтрак, — взяв поднос, я выхожу из кухни и направляюсь по коридору в нашу спальню.
Когда я вхожу, Рина лежит на боку на кровати, печально уставившись в пространство. При виде нее мою грудь пронзает боль. Я ненавижу видеть ее такой потерянной, такой уязвимой, измученной.
— Ник пришла повидаться с тобой, — говорю я, обходя кровать и ставя поднос на прикроватный столик. Вздохнув, она смотрит на меня самыми печальными глазами, которые я когда-либо видел. Я убираю волосы с ее лица и заправляю их за уши. — Я принес завтрак.
— Я не голодна.
— Тебе нужно поесть, милая, — нежно целую ее. — Ты пугаешь меня, mia amata. Я ненавижу видеть тебя такой.
— Я не знаю, как с этим справиться, — смиренно говорит она, приподнимаясь на кровати. — Я не могу смириться с тем, что он сделал. Что я должна была сделать. Не знаю, что чувствовать и какие эмоции преобладают. Я в бешенстве. Мне больно и грустно. Я чувствую вину. И предательство.
Ее глаза наполняются слезами, когда она смотрит на меня, и я не хочу называть это прогрессом, потому что мне неприятно видеть ее расстроенной, но это так. Это самое большее, что она сказала мне за последние дни, и впервые заговорила о Ренцо. Похоже, что какие-то эмоции просачиваются наружу, и это хорошо. Ей нужно выплеснуть все, чтобы она начала исцеляться. На прошлой неделе она многое пережила.
— Я просто не могу в этом разобраться. Продолжаю прокручивать в голове. Как это случилось? Как он мог сделать это вместо того, чтобы прийти ко мне? Я виновата, что между нами было напряжение? — она качает головой и трет глаза.
— Он сам сделал свой выбор, Рина. Предпочел справиться в одиночку, вместо того чтобы поговорить с тобой. Это не твоя вина. Ренцо не винил тебя. Он знал и принял то, что ты должна была сделать. Он сказал, что простил тебя, так что и ты должна простить себя, милая. Ты же знаешь, что он не хотел бы видеть тебя такой.
Она пожимает плечами, поджимая губы, и я понимаю, что на этом наш разговор окончен. Я подцепляю яичницу на вилку, и она открывает рот, позволяя мне накормить ее, как и всегда. Закончив, она отпивает немного сока и тянется за кружкой кофе.
— Хочешь, я позову Ник? Она хочет позвать тебя прогуляться.
Рина обхватывает кружку обеими руками, поставив ее на приподнятые колени. Склонив голову набок, она пристально смотрит на меня.
— А мы можем уйти куда-нибудь сегодня?
Кроме выполнения некоторой работы на дому, у меня нет других планов, потому что я хочу быть здесь, чтобы поддерживать свою жену. Чего бы она ни хотела или в чем бы ни нуждалась от меня, она это получит.
— Конечно, — запечатлеваю долгий поцелуй на ее лбу. — У тебя есть какие-то конкретные планы?
Она качает головой.
— Я просто хочу уйти из дома.
Очень жаль, что Ренцо умер здесь. Теперь я боюсь, что каждый раз, когда мы выходим на улицу, она будет вспоминать о произошедшем. Прочистив горло, я озвучиваю идею, которая вертится у меня в голове.
— Если захочешь, мы можем купить дерево и посадить его перед домом в качестве своеобразного памятника.
На ее глазах снова слезы.
— Мне было бы приятно.
— Хорошо, — обхватив ее лицо ладонями, я покрываю поцелуями ее щеки, лоб и губы. — Я знаю идеальное место, а на обратном пути мы можем заехать в садовый центр и выбрать дерево.
— Спасибо, — поставив свою кружку, она обхватывает меня руками и прижимает к себе. — Спасибо, что заботился обо мне последние несколько дней. Я обещаю, что исправлюсь. Мне просто нужно было отдохнуть.
— Не нужно благодарить за это, Рина. Ты ведь моя жена, — я сажаю ее к себе на колени и обнимаю. — Это нормально — грустить, злиться, расстраиваться.
— Нет. Это не я, — говорит она, уткнувшись носом мне в шею. — Я никогда не ломаюсь. Я беру себя в руки и продолжаю идти. Почему сейчас не могу?
— Тебе нанесли много тяжелых ударов, и думаю, ты уже потеряла бдительность, позволив себе почувствовать то, что обычно блокируешь, — провожу пальцами по ее волосам. — Тебе нужно чувствовать, Рина. Тебе нужно выплеснуть свои эмоции, а потом начать их анализировать и двигаться дальше. И это совершенно нормально. Ты любила Ренцо. Ты любила своего отца и брата. Тебе нужно оплакать их, чтобы покончить с прошлым.
— Когда ты успел так поумнеть? — спрашивает она, крепко прижимаясь ко мне.
— Я таким родился, — язвительно замечаю я, молча поднимая кулак в воздух, когда уголки ее губ слегка приподнимаются.
— К счастью для меня, — шепчет она, крепче обнимая. Я зарываюсь носом в ее волосы и молюсь, чтобы все было хорошо. Моя жена — самая сильная женщина, которую я когда-либо знал, и
