class="p1">– А ты думала! Это я снаружи такой невзрачный. Полюбовалась – и давай. Давай наверх.
– Жадина. Хоть бы пожить по-человечески… А?
– Вылезай.
– Не вылезу.
– Не заставляй применять силу, слышишь!
– Что я, дура, из такой красоты – да на ваш мерзкий свет, там трухлятина всюду лежит, тьфу!
– Выходи.
– Не выйду.
Напрягся Скрындя, напружинился. И пошла снизу сила – чрезвычайчики, много, все мускулистые, со скребками, с лопатами. Изнутри все наверх гонят, вычищают. Только взвизгнула гостья, выбросило ее наружу прямо в лопухи. Вот оно кто, Хмарья-змея оказалась.
– Полюбила я тебя, Скрындя, не гони.
– За что ж ты меня полюбила, Хмарья-змея?
– За что тебя все любят?
– За ум скренделем.
– А я тебя, Скрындя, за скромность, за скрытность, за скрышу над головой. Вообще за нутро твое, за душу.
– Вот и врешь, у меня души нет.
– Скрыта твоя душа в самом тайном уголке, в коробочке, ракушками украшенной.
– Не верю.
– Не веришь, Скрындя? Там еще ПРИВЕТ ИЗ КРЫМА на скрышке.
Стал Скрындя думать-вспоминать.
– Привет, говоришь? Из Крыма? Это я в Крыму… Это я прислал… Моя коробочка… тайна моя…
Заплакал Скрындя.
– Вот видишь, значит, ты не такой уж плохой. Значит, есть надежда.
– Есть надежда, говоришь?
– Буду я душу твою любить, буду изнутри по утрам протирать.
– Только не грязными пальцами.
– А у меня платочек с собой.
– Входи, Хмарья. Живи сколько хочешь.
И впустил.
ШМАРД
Намазался Шмард на кусок белого хлеба. Размечтался: «Сейчас меня съест кто-нибудь!»
Чувствует, схватила его чья-то рука. Алчный рот, сверкая двумя рядами зубов, приближается. Откусил, тьфу! Выплюнул: липкий, резиновый.
– Думал, это сало, а это Шмард!
Слез Шмард с белого хлеба, не берут едой на работу.
Устроился Шмард ночным сторожем на продуктовый склад. Пришел на смену, разлегся Шмард на диванчике. И снится ему праздничный стол, где он в виде особенной закуски присутствует.
Проснулся утром смену сдавать, а склад обчищен, все дочиста съели, лишь он один целый остался. Правда, надкус на нем есть, но, видимо, в зубах завяз.
Снова уволен Шмард, шлоняется бездомный, шмердит от него. Погибает, шморкается, шепчет: «Все болезни ко мне липнут…»
Однажды сошлись на площади голодные горластые рты. Один рот так ругался, брызгал слюной, что Шмард подумал: «Авось проскочу!» И бросился вперед в рычащую пропасть. Рот испугался. Скорее захлопнулся и замолчал. Залепил его собой Шмард, как замазка.
С той поры у Шмарда работа постоянная. Если митинг или стачка, пока полиция с толпой сражается, Шмард главного крикуна берет, опыт есть.
ПРИШЕСТВИЕ
Пришла в город Сонипраскубинимахинияха. Сама уже в центре, а хвост городские ворота еще минует. Растянулась по всем улицам.
– Куда это очередь?
– На биржу труда?
– Акции покупать?
– Давненько мы очередей не видели.
– Я не очередь, я сама по себе, – отвечает Сонипраскубинимахинияха.
В баню первым делом потянулась. В моечный зал долго входила. Уже голова ее вся вымытая, распаренная, на улицу выходит, а внутри еще раздеваются. Пространщики в панике по бане бегают. Сначала шаек не хватило, потом и воды не стало, вся кончилась. Вылез хвост из бани весь намыленный, ругается на чем свет.
Есть захотела Сонипраскубинимахинияха. По всем магазинам прошлась, все скупила и съела. Даже соль и спички.
– Война, что ли?
– Это все Сонипраскубинимахинияха.
– И откуда она взялась!
– Знаем, знаем, какая сонипраскубини… тьфу, не выговоришь!
Опустел город. Все жители по домам сидят, дуются. Скучно Сонипраскубинимахинияхе одной ползать.
Смотрит, а из переулка Барбузомоножринамамуния ползет. Обрадовались друг другу ужасно. Бросились навстречу, даже перепутались сначала: какая-то Сонибарбузопраскубинимамуния получилась.
Услышал правитель Ой гул и топот шагов. Увидел их в окна дворца. Испугался Ой, что – демонстрация, что – революция, что права человека, наконец. И послал на площадь войска и танки.
Мгновенно рассыпались Сонипраскубинимахинияха и Барбузомоножринамамуния по буковкам. И каждая буковка в механизм танка, в голову солдата закатилась. И все там испортила. Сломалась армия.
Совсем испугался Ой и убежал, может быть, в Америку. Жители, правда, этого не заметили. Как и всюду, они были заведены только на свое.
А С. и Б. собрались снова и пошли из города. Как им оставаться, где Тах, Бах, Трах – такие имена, все заведены, и все спешат, будто вот-вот завод кончится.
Растянулись Сонипраскубинимахинияха и Барбузомоножринамамуния по зеленым холмам, уходящим вдаль под голубым небом, подернутым дымкой. Идут с холма на холм, беседуют между собой. Только гул слышен, будто большая гроза уходит.
ЛИОНЕЛЬ В ОЧКАХ
Нашел дождевой червь осколок бутылочного стекла и приполз в Университет прямо в аудиторию.
– Что это, – спрашивают, – за длинный скользкий парень?
– Я Лионель в очках.
– Забавный! – смеются.
Однако профессору не понравилось.
– Что за глупый смех! Посторонних прошу покинуть аудиторию.
Не растерялся Лионель, рядом студентка яблоко перед собой выложила, он и заполз в яблоко соседки. «Пардон», – говорит. Всю лекцию внутри яблока просидел, науку грыз.
Так весь курс украдкой прослушал. У студентов всегда что-нибудь найдется: груша, апельсин или персики. Ученый стал, толстый – настоящий доцент.
Однажды так осмелел, что выполз на кафедру и стал рассказывать от Адама.
– Кто это? – спрашивают.
– Новый профессор, Лионель в очках.
– А что он читает? Какой курс?
– О кишечнополостном тракте червей и влиянии ядохимикатов на эволюцию.
Или дискуссию затеет на тему «ЗМЕИ – НАШИ ПРЕДКИ». Популярным стал, ректором выбрали. А что? Ректор как ректор: лысый и в очках. Обязательно у него румяное яблоко на столе.
Только смотрит ректор: в университетском саду непорядок, яблони обломаны, яблоки оборваны.
– Сейчас же мне садовника.
Догадались студенты в момент – это насчет яблок. Недовольство пошло, покатилось по коридорам, по корпусам.
Пришел садовник, долго в вестибюле ноги вытирал. Вошел в кабинет, а там за массивным столом ректор очками поблескивает. Сердится.
– Яблоки с веток не рвать, студентов из сада гнать.
Не сразу разглядел от смущения садовник, а тут ахнул. Выбежал из кабинета. Окружили его студенты.
– Ну что? Ну как? Будем протест насчет наших яблок подавать?
– Бастовать надо.
– Какой протест! Какая забастовка! – кричит садовник. – Когда у вас дождевой червь ректором! Что я, червяков не видел?
– Где червяк? Почему червяк?
Поднялись тут неразбериха, крик, бунт. Ворвались студенты в кабинет ректора. Испугался Лионель, свалился с кресла, пополз к окну. Хрустнуло стекло, раздавили Лионеля в суматохе стоптанной кроссовкой. И не заметили.
Наутро был назначен новый ректор, бывший проректор. Яблоки рвать студентам он разрешил. Должны же оставаться какие-то студенческие вольности.
ГУГА УПРУГИЙ
Гоняли Гугу головастики и пиявки по всему пруду, надоело это Гуге.
