— Если не хотите платить пошлину, придется оформить акт изъятия, — сухо прокомментировал начальник.
— Ага, — усмехнулся Юрий, — сейчас вы от меня дождетесь такого подарка!
Вынув фотоаппарат из футляра, он несколько секунд подержал его в руке, а затем уронил на пол.
— Ах, черт, какая неприятность! Ну что ж, зато теперь можете оформлять акт изъятия.
Какое-то время они с толстым начальником молча смотрели друг на друга. Юрий так и не понял, узнал тот его или нет, но его губы вдруг беззвучно зашевелились, — причем, чтобы понять, что он сказал, не надо было обладать умением читать по губам. Наконец начальник таможни что-то шепнул на ухо своей сотруднице и, повернувшись толстой спиной, с достоинством удалился.
И тут Юрию стало смешно и легко одновременно. Нет, эту страну долго еще не исправишь, поэтому какое счастье, что он уже не является ее подданным! Благодаря этой мысли он вдруг как-то сразу избавился от тягучего чувства ностальгии, которое снедало его все то недолгое время, что он находился на родине.
Глава 30
АКМЭ
— Ну что, никого кроме нас нет и, скорее всего, уже не будет?
— А что же ты хочешь — двадцать пять лет прошло, целая жизнь!
— Нас разметала жизни круговерть, и вновь собрать уже способна только смерть.
— Это еще откуда?
— Это я сам только что сочинил.
— Н-да, начало невеселое…
Этими репликами обменивались два наших лучших друга — Михаил Ястребов и Денис Князев. Предварительно созвонившись, в канун встречи Нового, две тысячи первого года они ровно в шесть часов вечера с разных сторон подошли к памятнику народным ополченцам.
— Собственно говоря, кого мы можем ждать? — потоптавшись минут десять на легком морозце, поинтересовался Михаил. — Давай наскоро прикинем — из четырнадцати человек пятеро уже являются обитателями другого и, возможно, лучшего мира. Двое за границей, восьмой сидит. Остаются всего шестеро — Гурский, Наталья, Иванов, Маруся и чета Гриневых. Ну и кого из них ты хотел бы увидеть?
— В принципе, всех, — поразмыслив, отвечал Денис. — В такой момент я был бы рад встретиться даже с Ивановым и Гриневым. Но если пришли бы Наталья и Гурский, уже было бы неплохо.
— Согласен, но нам самим совсем необязательно мерзнуть на улице.
— А что ты предлагаешь?
— Сейчас поймешь. — Михаил выплюнул сигарету и сунул в рот пластинку жвачки. Затем достал из кармана сложенную вчетверо записку и ловко прилепил ее жвачкой к гранитному постаменту. — Как видишь, — пояснил он Денису, с интересом наблюдавшему за его действиями, — я все предусмотрел заранее. Мы пойдем греться и поддавать в бар «Голубой лагуны», а иногда будем подходить сюда. В записке все указано.
— А если ее сорвет кто-нибудь другой?
— И что ты предлагаешь взамен?
— Проще всего было бы обзвонить всех заранее…
— Да, но мы же сами решили, что гораздо интереснее понадеяться на волю случая!
— Верно, — кивнул Денис, автор идеи о встрече в канун третьего тысячелетия, которая сейчас терпела столь явный крах. — В конце концов, созвониться и встретиться с той же Натальей или Лешкой Гурским мы всегда сможем. Но ведь главное состоит в том, чтобы они сами помнили о назначенной встрече и захотели бы прийти! Кстати, Юрик и Антонина об этом помнят — вчера у меня в квартире раздалось сразу два экзотических звонка — один из Нью-Йорка, другой из Мельбурна.
— Правда? — заинтересовался Михаил. — Ну и?..
— Оба поздравили с Новым годом и пожалели о том, что не смогут прийти. Тебе, кстати, привет передавали.
— Спасибо. Между прочим, мне тоже есть чем тебя удивить — я получил письмо от Вострякова.
— Из зоны?
— Точнее, из единственной в России тюрьмы, где отбывают пожизненный срок.
— А откуда он узнал твой адрес?
— Оно пришло на адрес редакции, но на мое имя.
— Ну и как он там, что пишет?
— Ты удивишься, но тоже вспоминает о нашей сегодняшней встрече, а затем пускается в долгие и сопливые размышления о своей погубленной жизни. А в самом конце делает примечание: «Если хочешь, можешь мое письмо опубликовать».
— А ты опубликуешь?
— Нет.
— Судя по тону, тебе его совсем не жаль?
— А тебе Никиту Дубовика жаль? — резко парировал Михаил, после чего приятели пару минут молчали. — Ладно, уже полседьмого, пошли в «Лагуну», шлепнем хорошего коньячку.
Через десять минут они уже сидели за стойкой ресторанного бара, и Михаил делал заказ.
— Я недавно получил очень приличный гонорар, так что об этом не беспокойся, — сказал он, заметив, что Денис полез за деньгами.
— Ты хочешь сказать, что у тебя хватит на бутылку «Мартеля»? — усмехнулся тот.
— И еще останется на шампанское и закуску! Ну, с Новым годом!
— Взаимно.
Они чокнулись и выпили.
— Забавно… — заговорил Денис, — а помнишь те времена, когда мы скребли по карманам мелочь, чтобы скинуться и взять бутылку гнусной бормотухи под названием «портвейн»?
— Еще бы не помнить! В свое время я с Никитой и Гурским целую неделю пьянствовал в подмосковном доме отдыха. Жаль, что тебя тогда с нами не было.
— Ну, с тобой мы тоже пропустили через свои юношеские организмы немалое количество этого проклятого пойла. Черт возьми, какое все-таки чудесное время молодость… Пусть даже отравленная такой гадостью, как тот портвейн!
Закуривая очередную сигарету, Михаил отрицательно покачал головой.
— Ты не согласен? — удивился Денис.
— Нет. То есть согласен, что тогдашний портвейн — это гадость, но не согласен с твоей оценкой молодости. Помнишь, в «Виконте де Бражелоне» есть чудесная сцена, когда Атос и д’Артаньян после воцарения на престол Карла
